Он продолжал болтать:
– Я мог бы начать тренировать своих детей в очень раннем возрасте… Я мог бы стать их тренером. Хмм.
Теперь я, в свою очередь, наморщила нос.
– Три часа с двумя детьми, и ты уже хочешь заиметь их?
Иван с усмешкой посмотрел на меня сверху вниз.
– С подходящим человеком. Я не намерен иметь детей от кого попало и разбавлять свою кровь.
Посмотрев на этого идиота, я закатила глаза, по-прежнему испытывая странное ощущение в желудке, в котором я не готова была признаться ни теперь, ни когда бы то ни было.
– Не дай бог, ты заведешь детей от далекой от совершенства женщины. Кретин.
– Правда? – фыркнул он, опустив глаза на малышку, а потом снова посмотрев на меня с улыбкой, которая мне совсем не понравилась. – Они могут родиться невысокими, с противными, косящими маленькими глазками, большим ртом, тяжелой костью и отличаться дурным поведением.
Я моргнула:
– Надеюсь, тебя похитят инопланетяне.
Иван засмеялся, и я улыбнулась, слыша этот смех.
– Я скучал бы по тебе.
Я лишь пожала плечами:
– Э-э. Я знаю, что однажды мы снова встретились бы…
Он улыбнулся:
– …в аду.
Выражение его лица изменилось.
– Я – хороший человек. Меня любят люди.
– Потому что они тебя не знают. Если бы они тебя знали, кто-нибудь уже дал бы тебе пинка под зад.
– Кое-кто уже пытался, – парировал Иван, и я не удержалась от смеха.
Что-то с нами происходило.
И мне не было неприятно. Ничуть.
– Что с тобой случилось? – рявкнул Иван секунд через пять после того, как я вышла из волчка[29] – того самого волчка, на котором я споткнулась на секунду раньше, приземлившись прямо на задницу. Того самого, на котором я все время теряла равновесие последние шесть раз, когда мы выполняли его. Того волчка, который я обычно могла делать снова и снова, одну вариацию за другой – чинян[30], прыжок в волчок через либелу[31], скрученный волчок[32]… Обычно в этом не было ничего сложного.
Если только все твое тело не горело, не болел каждый мускул от колен до подбородка. И не казалось, что у тебя вот-вот взорвется голова.
В довершение всего горло так саднило, будто я жевала наждачную бумагу, и вообще все силы уходили только на то, чтобы держать себя в вертикальном положении.
Мне было хреново.
Совсем хреново. Это продолжалось все утро. Я была уверена, что проснулась среди ночи – чего со мной никогда не бывало – оттого, что у меня болела голова, а горло горело, как будто я смеха ради проглотила стакан лавы.
Но я не сказала об этом ни Ивану, ни Ли.
Поскольку оставался всего один полный день до начала работы над хореографией, времени на мою болезнь у нас не было. С утра того дня, когда мы с Иваном присматривали за детьми Руби, одна за другой посыпались неприятности. У меня стало пощипывать в горле, потом пощипывать чуть сильнее. На следующий день у меня появились странные ощущения в голове. Потом я начала уставать. Потом заболело все, и я