Я молчала.
– Он просто… старомоден.
Теперь это так называется?
– Ты должна простить его. Он старается. Он понимает, что проштрафился, но никто из нас не совершенен, – продолжала Руби, провоцируя во мне лишь легкое чувство вины.
И я слегка разозлилась. Потому что сколько раз я делала что-то такое, чтобы даже Руби сомневалась во мне?
Но…
– Я знаю, Руби. Я поняла, но, знаешь ли ты, как тяжело слушать, как он говорит о фигурном катании, как о любительском спорте, которым я занимаюсь по выходным ради развлечения? Знаешь ли ты, что, по его мнению, значит… как это… искать легкого пути? Слышать, как он говорит, что лучше бы мне заняться тем, что я ненавижу? – спросила я ее, совсем не выходя из себя. Не чувствуя ничего, честное слово.
Мне было слышно, как она дышит в трубку. Потом она произнесла:
– Да, Джес. Я знаю. Я отлично знаю, что это такое, и я понимаю. Я понимаю, что это неприятно.
Мое тело моментально пришло в состояние повышенной боевой готовности.
– Кто это сделал с тобой?
– Мама. Папа. Они оба.
Я было задумалась, но не смогла ничего припомнить.
– Когда?
– После того, как я окончила среднюю школу. Ты была слишком маленькой, чтобы обратить на это внимание или запомнить, но так случилось.
Какого черта?
– Я хотела поступить учиться на дизайнера по костюмам, а они оба – включая маму – постоянно говорили о том, насколько это бессмысленно. В течение трех месяцев они уговаривали меня пойти учиться в колледж, чтобы подстраховаться. Чтобы у меня была настоящая профессия, – продолжала она, при этом в ее голосе не было обиды или чего-то еще, было только смирение.
И от этого мне стало грустно, потому что, насколько я помнила, Руби любила моделировать и шить костюмы. Всегда. Это было страстью всей ее жизни. Как для меня фигурное катание.
Я не могла бы представить ее за другим занятием.
И я всегда гадала, почему она выучилась на бухгалтера, получила диплом, а потом никогда не работала в этой области.
– Но я не ты, – сказала она тем же смиренным голосом. – Мама не поверила в мою мечту, как она поверила в твою.
– Рубис, – начала я, внезапно почувствовав себя ужасно, потому что как, черт возьми, такое могло произойти? Каково ей было видеть, как мама поддерживает такую дрянь, как я, при этом говоря ей, что она не может заниматься тем, что любит? Я не могла себе представить. Не могла понять.
– Все нормально, Джес. Оказалось, что все к лучшему. Я говорю тебе это только потому, что хочу, чтобы ты знала, что мама и папа не идеальны. Что не тебе одной говорили, что твои мечты бессмысленны, но разница в том, что ты никогда не позволяла сказать тебе об этом. Ты никому не позволила заставить тебя делать то, чего тебе не хотелось, и мне жаль, что я не смогла поступить так же, – закончила Руби.