— Что это за равнина? — встрял Уилл, со ртом, набитым хлебом. — И что такое Каменные Флейты?
— Одинокая равнина известна сильными ветрами, которые дуют почти всегда; там почти нет растительности, одни камни. Мрачное, гнетущее место, а Каменные Флейты — еще мрачнее.
— Но что это за… — снова начал было Уилл, но Холт жестом приказал ему замолчать:
— На самом деле никто не знает. Это камни, выстроенные в круг, очень древние. Они находятся в самой ветреной части равнины, в центре. Неизвестно, зачем они были нужны, но, когда ветер дует особенно сильно, отверстия, проделанные в камнях, порождают звук, который напоминает пронзительный вой. Неясно, почему кто-то решил, что так звучит флейта. Звук очень неестественный, режет ухо, а слышен на большом расстоянии. Каких-нибудь несколько минут, и у тебя уже ноют зубы, а он все не прекращается.
Уилл погрузился в молчание. Мысль о мрачной, продуваемой проклятыми ветрами равнине и камнях, издающих пробирающий до костей вой, отнимала последнюю надежду. Солнце уже садилось, становилось прохладно. Мальчик непроизвольно поежился. Холт заметил это и, подавшись вперед, ободряюще хлопнул его по плечу:
— Не унывай! У страха глаза велики. Тебе надо отдохнуть.
К полудню следующего дня они достигли границы Одинокой равнины. Холт был прав, подумалось Уиллу, и впрямь необъятное, гнетущее место. Перед ними не было ничего, кроме ровной земли, кое-где тронутой седым ковылем, иссушенным постоянными ветрами.
Казалось, ветер здесь живой. И недобрый. Он носился и кружился, издавал свист, пригибая редкую растительность к земле.
— Теперь понимаете, почему ее называют Одинокой равниной? — осведомился Холт. — Здесь возникает ощущение, что ты последний человек на земле.
Уилл мысленно согласился с учителем. На этом огромном пространстве он ощущал себя маленьким и ничтожным, подвластным любым прихотям стихии. Это было ощущение не просто одиночества, это было ощущение бессилия. Равнина отнимала надежду. Казалось, здесь обитают древние и страшные силы, природу которых человек не в состоянии был понять. Даже Джилан, всегда веселый и полный кипучей энергии, сгорбился под действием тягостной атмосферы этого места. Только Холт оставался самим собой, то есть мрачным и молчаливым, что вполне соответствовало местности.
Они двигались вперед, и Уиллу становилось все тревожнее. Там, вдалеке, что-то таилось, что-то неуловимое, недоступное… Это «что-то» наводило тоску. Мальчик не знал, что именно это было, какой оно имело вид, да и было ли вообще… Холт заметил его беспокойство.