– Слушаюсь! – вытянулись по струнке.
Только вот уйти, не спросив самого важного, она не может. И поэтому снова вскидывает голову, не отводя глаз.
– Ал-шаэ… что будет с мальчиком?
Гнев в змеиных глазах сменяется задумчивостью и чем-то похожим на одобрение.
– О нем позаботятся, инар.
Отсылает. Под давящим взглядом стоять страшно, и уйти бы – но нельзя. Потому что это ее долг. И потому, что мальчонке страшно и одиноко, а мужчины едва ли умеют управляться с детьми.
Чуть раздраженный выдох, дернувшиеся тонкие губы.
– Ему назначат опекунов, и он будет воспитываться при дворце, а позже, скорее всего, поступит в академию. Теперь вы, надеюсь, удовлетворены? – Насмешка.
– Да, мой господин. – Рин опустила голову, скрывая довольную улыбку.
Киоран сзади раздраженно подергал за косу, призывая к вежливости.
Чувствуешь себя провинившимся котенком пустынной кошки… А ведь, помимо наверняка нелегкого наказания, есть еще несколько курсовых, все еще приличные провалы в начальных знаниях и угрожающая итоговая проверка по тем предметам, которые заканчиваются на первом курсе.
В академию они с Киораном прибыли в весьма подавленном состоянии, не разговаривая друг с другом. Дружба закончилась, надо полагать? Рин уже собиралась уйти к себе, судорожно сглатывая внезапную обиду и недовольство на себя, когда Кио вдруг обернулся и склонился в поясном поклоне, после чего протянул ей руку ладонью вверх.
Замерла, судорожно пытаясь вспомнить, что это значит. Что-то очень важное, поклон – не подчинения, а поклон равной. И рука… Дружба? Нет, нечто большее… Постойте-ка! Да быть этого не может!
Ее удивленный вскрик заставил какого-то любопытного старшекурсника заглянуть в коридор. А Киоран молчал, только смотрел все более напряженно. Боги, так долго молчать невежливо.
Как же там было… Протянуть левую руку в ответ, положить ладонь на ладонь собеседника.
– Я тебя принимаю. Я даю тебе право. Я тебя признаю. Стань частью круга моего, войди в семью мою. – Короткий поклон в ответ.
– Итайш-ш! – короткий, пронзительный звук.
И острые алмазные когти вошли прямо в ладонь. Она не успела вскрикнуть – только задохнуться от нахлынувшей боли, сжимая зубы.
– Давай же! – Резкий окрик приводит в чувство, пробуждая ярость.
Скотина все-таки! Мог бы предупредить заранее! Злость от всего произошедшего свернулась клубком, выплескиваясь в шипении-рычании. Мгновение, замах – и собственные серебристые когти вспороли чужую ладонь. Киоран не шевельнулся, хотя удар был нехороший. Словно он давно привык терпеть любую боль, не произнося ни слова; только соединил их ладони, сжимая намертво и смотря темными, пустыми глазами, на дне которых пряталась бездна.