Интерлюдия четвертая
О дружбе, братстве, делах и коварстве
Брат может не быть другом, но друг – всегда брат.
Бенджамин Франклин
В ведомстве наследника работа кипела днем и ночью. После найденного тела прислуги в академии и несостоявшегося жертвоприношения в закрытых кварталах все, казалось, притихло. А потом одновременно в пяти точках города были найдены растерзанные тела. Только теперь они не успели скрыть происшедшее – нашлись свидетели, которые не стали молчать, и в городе зрела паника. Опасно, очень опасно… Они все будто в кипящем котле, еще немного – и произойдет взрыв.
Нильяр зажмурился, пытаясь согнать сонную одурь и протереть глаза. Во дворец он последние дни предпочитал не возвращаться. Императрица разыгрывала свою очередную партию, что раздражало неимоверно, но… его время действовать еще не пришло, нет. Тут удар должен быть точным, но прежде придется раскрыть глаза отцу.
Плеча невесомо коснулась рука, вызвав на малоподвижном лице мужчины слабую улыбку – он ценил это существо настолько высоко, насколько было для него возможно.
– Мой господин, Нильяр, вам надо поспать хотя бы пару-тройку иторов. Вы истощаете себя, а вам нельзя показаться сейчас слабым. Прошу вас, – почти настойчиво. Слишком заботливо.
– Уже вернулся, Эрайш?
Наследник резко обернулся и посмотрел на замершего рядом телохранителя. Больше, чем охранника или друга. Того, кто много лет назад согласился стать его Щитом – защитой от любых опасностей и бед, добровольно принимающим на себя его боль, его раны, даже его усталость. Нильяр до сих пор помнил их первую встречу. Она произошла уже здесь, в этом мире, и Раш был его коренным уроженцем, но к какой расе он принадлежал, до сих пор оставалось загадкой, как и то, почему он решился на такой шаг, лишившись собственной личной жизни, отдал всего себя своему господину.
Тогда Нильяр только-только переступил порог совершеннолетия и узнал неприятную правду. Правду, которая разрушила его жизнь и его представления о семье. И в тот день императрица попыталась убить его. Он смог сбежать – еле живой, напуганный, разрушенный изнутри разочарованием и отчаянием. Наверное, его нестабильная магия погубила бы его тогда, если бы не Эрайш.
Незнакомые переулки, чей-то огромный запущенный сад, земля под ногтями и тиски, сжимающие грудь, не дающие вздохнуть. Слезы жгли глаза, и он не шипел – выл от отчаяния, проклиная всех и вся. Магия разрывала неподготовленное тело, оборот мог стать его смертью, если бы не помощь чужака. Он появился из ниоткуда, даже шагов не было слышно. Незапоминающееся лицо, неправильное, невзрачное, только глаза поражали – ослепительная белизна, разбавленная семью точками ромбовидных зрачков. Тогда он перепугался до икоты, а странный незнакомец молча обнял его. Он был горячим, как костер, и неожиданно чужое тепло умерило дрожь в теле, позволяя расслабиться. Эрайш вылечил его раны, позвал в дом – небольшой, уютный, с резными наличниками и зеленой крышей, накормил и заставил уснуть.