— Раз надо, допрашивайте. Неизвестно, что вообще с ним завтра будет.
— Так оно неизвестно, что с нами со всеми завтра будет, — хохотнул Зубарев.
Доктор неодобрительно посмотрел на капитана.
— Ну почему же, лично у меня весь завтрашний день расписан буквально по минутам, более того, я даже могу сказать вам, что буду делать послезавтра.
— И что же? — ухмыльнулся оперативник. — То же, что и вчера? Резать и штопать?
— Нет, — лицо Ивана Алексеевича стало еще более недовольным, — послезавтра я дорабатываю день, а затем еду в аэропорт. В девять вечера у меня самолет. Так что утром в субботу я уже буду прогуливаться вдоль берега моря.
— Хорошо, когда все по графику, — восхитился капитан, — как говорится, лишь бы Аннушка масло не пролила.
— В нашем районе нет трамваев, — совсем мрачно отозвался завотделением, — вам сюда.
Кардиомонитор равномерно попискивал. Некоторое время Илья заинтересованно разглядывал проплывающие по экрану кривые, каждый пик которых символизировал очередной удар никак не желающего останавливаться сердца. Лунин вновь взглянул на белое безжизненное лицо. Оно было абсолютно неподвижным, казалось, уже навеки погрузившимся в царство вечного покоя, и лишь торчащая из руки пациента гибкая трубка, подсоединенная к емкости с физраствором, оставалась последней тонкой нитью, удерживающей Токовенко в мире все еще живых людей. «Точно так же выглядел не так давно Веретенников, — промелькнула мысль в голове Лунина, — хотя, почему не так давно? Четыре месяца уже прошло. И голова у Веретенникова не была забинтована».
— Константин Афанасьевич, вы меня слышите? — неуверенно спросил Лунин.
Веки неподвижно лежащего Токовенко чуть дрогнули, а пульс забился чаще.
— Слышит, — удовлетворенно провозгласил Зубарев. — Костик, дружок, открой глазки, мы тебя кой-чего спросим.
— Менты? — еле слышно прошептал Костик, не открывая глаз. — Чего надо? Так говорите, что на вас мне смотреть?
— Ну тоже правильно, — не стал спорить оперативник, — скажи, родной, тебя кто так отметелил?
— Не помню, — чуть заметно шевельнулись губы Костика, — вышел за сигаретами, уже поздно было, рядом магазин круглосуточный. Купил, дошел до подъезда, дверь только открыл, а дальше все, свет в башке потушили.
— Ну ты не переживай сильно, — изрек Зубарев, — мы этих извергов поищем. На подъезде наверняка камера была, так что стопудово они там засветились.
— Нет, — Токовенко попытался улыбнуться, — не было там камеры. Я ее сам свинтил еще месяц назад, как там хату снял. Так что вряд ли кого вы найдете. Вы вообще мало кого находите.