— А ты сам-то чего думаешь? Действительно ли я Святой Воин?
— Не следовало мне того говорить, я знаю, что тайна это, но отец Василий сам тебя так называл. А он не из тех, кто ошибается.
— Ну, ежели отец Василий сказал…
— А ты не насмешничай, граничник! Мне от твоих шутеечек ни холодно, ни жарко!
— Да, вижу…
— Что «видишь»? — тут же всполошился дьяк.
— Вижу, что мужчина ты серьезный…
— Тьфу на тебя!
Соглядатай в сердцах и правда сплюнул на землю, дернул узду и покинул наше общество. А Стеф, выждав чуть меньше минуты, буркнул:
— Помрет скоро.
«Ты, никак, прибить его решил?» — поддел я напарника.
«Да нужен он мне, Оли! Я про другое — помрет он скоро. Печать на нем».
Я, в переносном, естественно, значении, открыл рот и захлопал глазами.
«Какая еще печать?»
«Какая-какая… — будто бы сомневаясь, стоит мне говорить или нет, Страж взял паузу. Потом решительно, словно присохший бинт от раны отрывая, рубанул: — Смертная печать на нем! Дня три бедолаге осталось!»
Лучше бы я был искусственным интеллектом, ей-ей! Заскрежетал бы своими мозгами, поймал логическую ошибку, да и завис бы к всеобщему удовольствию. Но, увы, такой возможности увильнуть от разговора у меня не имелось.
«Ты видишь печать смерти? Давно?»
«Знаешь, до выхода из болот не на ком было проверять, — с горькой иронией проговорил Стеф. — В монастыре первый раз заметил, на труднике из местных. У него чело светилось. А к утру помер — помнишь?»
Что-то такое смутно я действительно помнил. Старый, как сказка, дед из общинников, живущих при монастыре, вчера утром действительно отдал Богу душу. Никого это и не удивило, жизнь в старике и так теплилась едва-едва, так что монахи просто унесли тело, а я и не вспомнил бы о нем, если бы подопечный не напомнил.
«Анубис!» — догадка всплыла, словно только и ждала, когда ее позовут.
«Я тоже так думаю, — Стеф отогнал овода от лица. — Он же проводник мертвых, да? Я, получается, когда его развеял, что-то от него перенял».
Анубис, Аид, Оркус, Грох, Мара, Шолотль и еще множество имен у разных народов обозначали одну и ту же личность — бога смерти. Жрицы которого похитили Стража, а тот не стал оправдывать надежды и затраченные усилия, взял, да и развоплотил падшего ангела невероятно мощной молитвой из арсенала ревнителей. После чего взрослый граничник вернулся, хотя ведьмы и говорили, что Золотоголовый убивает тех, кого делает одержимым.
«А еще что-нибудь в себе новое не ощущаешь?» — уточнил я.
«Вроде как нет».
«Вот же…»
«…аббатство!» — закончил за меня Страж.
«Ага…»
Вот, получается, почему Стеф все это время молчал, не желая разговаривать даже со мной. Он обнаружил в себе часть возможностей уничтоженного им бога и попросту боялся. Не меня даже, а самого себя. Пытался переварить произошедшее и только теперь решил открыться.