– Ну, немножко, – машинально ответил я.
На самом деле всерьез я об этом не задумывался. Безумство Мазарини? Секрет, который хранится во мне… Я по-прежнему помнил только сцены застолья. Папина ладонь тянется ко мне. Берет меня за руку. И эти крики.
– Ну так что? – чуть повысив голос, спросил отец.
Как же воняет тухлятиной. На ящике теснились грязные стаканы с остатками вина.
Вино.
Папина рука, протягивающая мне стакан с вином. Странно. Шестилетнему ребенку вина не предлагают.
– Колен!
Должен ли я поделиться с ним этим воспоминанием?
Про этот обед? Про эти крики? И про руку под юбкой тоже? Почему он меня расспрашивает? Сам разве не помнит? Но это нелепо!
– Один обед помню, – прошептал я.
Отец подался ко мне, сбросил стоявшие на ящике консервные банки, придвинул ящик к моему стулу и уселся.
– Последняя трапеза, – улыбнулся он. – Тайная вечеря! Иисус, апостолы и Иуда… Последний обед. Тот, когда все взорвались. Ты очень сильно испугался, Колен. Мы страшно переругались. Выкрикивали друг другу в лицо обвинения, выплевывали всю злобу, что копилась годами. Ты прятался под столом. Тебе не следовало видеть ту сцену. Мы поступили глупо. Надо было тебя поберечь.
Он тоже это помнил. Ну разумеется.
Значит, мне надо поискать другое воспоминание, нечто более определенное. Я попытался выбросить все из головы.
– А что ты помнишь еще? Кроме этого обеда?
Он все сильнее раздражался, и я неожиданно для себя тоже ответил раздраженно:
– Помню твою руку, которая протягивает мне стакан с вином. Только это.
Он машинально катал ногой по грязному полу пустую бутылку. Я чувствовал его растерянность.
– И еще я помню твою руку под юбкой у этой девицы. Джессики.
Я подумал, что сейчас он взорвется, влепит мне пощечину. Но мое признание, как ни странно, его скорее успокоило. И с ужасающей нежностью он сказал нечто чудовищное.
– Это я тоже помню, Колен. Тепло ее кожи. Джессика была настоящим ангелом. Она – лучшее, что было в моей жизни. Но понять это может только взрослый мужчина… Колен, я желаю и тебе когда-нибудь пережить подобное.
Нет!
Это я понимать отказывался.
Значит, вчера он мне соврал, когда поклялся, что между ним и Джессикой ничего серьезного не было.
Возможно, мой отец и в самом деле необыкновенный, увлеченный, решительный, прекрасный человек и ученый, которым все восхищались.
Но он обманывал маму!
Я наблюдал за ним. Носком правой ноги он нервно чертил круги на пыльном полу, рука у него слегка дрожала, и… я впервые заметил, что на безымянном пальце нет кольца, а ведь во всех моих воспоминаниях оно было.
Да, он ушел от мамы, бросил меня, скрылся…