Взрыв неудержимого смеха приветствовал эпиграмму, которой Паскаль Симеони обосновал свой отказ. Во Франции перед остроумной шуткой мало кто устоит, даже в момент ссоры. Рассмешите народ, и те, что только что были готовы забросать вас камнями, триумфально понесут вас на руках.
Один лишь Вергриньон не смеялся.
Но Паскалю не было до Вергриньона никакого дела.
Он встал.
– Как! Вы уже уходите, сударь? – спросил Лафемас. – Но еще только начало десятого!
– Это правда, но… у меня есть дела, не терпящие отлагательств. Нужно написать пару писем.
– Полноте! Вы сегодням еще собираетесь работать?
– Непременно! Ну же, господин де Ла Пивардьер… просыпайтесь! Пора домой.
И, обведя медленным и пытливым взглядом окружающих, словно желая запомнить их физиономии, охотник на негодяев подошел к Ла Пивардьеру и ударил того по плечу.
Ах! Ла Пивардьер не проходил школу факира: он напился как простой студент!
– Гм… что? – бормотал он, устремив на собеседника помутневшие глаза. – Домой!.. Никогда!.. Такие милые люди!.. О! Эти господа такие милые люди… я их не покину!
– Не спорю, эти господа очень любезны, но всякое удовольствие имеет свой конец. Я вас привел сюда… я же хочу и отвести назад. Ну же… ваша жена ждет вас… она будет огорчена, если вы не вернетесь!
– Моя жена… а, моя жена!.. Которая из них?
– Как это – которая? – произнес Мирабель. – Разве у вас их много?
– Много… нет… но у меня их две!.. Да, две!.. Смейтесь-смейтесь!.. Одна хорошенькая, а другая уродина… уродина, которая работает на хорошенькую… и хорошенькая, которая тратит экю этой уродины! Гм… недурственно я устроился, а? Одна жена у меня в Париже… госпожа Моник Латапи… хозяйка торгового дома «Золотая колесница»! А другая… моя Сильвия… моя малышка Сильвия… в…
– Довольно! Вы заврались, мой дорогой! Выпейте-ка вот это, да поживей, не то я рассержусь!
С этими словами Паскаль подал Ла Пивардьеру стакан воды, в который добавил несколько капель некой жидкости из небольшого пузырька, что был у него в кармане…
И неохотно, под влиянием своего спутника, супруг торговки, не без гримасы, за пять или шесть глотков выпил предложенный ему напиток…
Но ловкачи, которых забавляли признания пьяного, вскричали:
– Зачем вы мешаете говорить вашему другу? In vino veritas[23]. Ах, разбойник, так у него две жены!
– Одна – уродина, а другая – хорошенькая!
– Но тогда он двоеженец!
– Конечно!.. А за такое – виселица!
– Надо, чтоб он сказал нам, где хорошенькая, или мы донесем на него в Шатле!
– Да-да, непременно!
– Надо, чтобы вы позволили ему пойти домой, господа, – промолвил Паскаль. – Вы слишком умны, чтобы позволить себе… хоть малейшее насилие против такого бедняги, которого вино едва не лишило рассудка… Едва… потому что, взгляните… он уже больше не пьян! Слышите, Ла Пивардьер? Мы отправляемся домой, мой друг!