– О! Ничего лучшего я и не желаю! – воскликнула Сильвия.
– Хорошо. Ступайте же седлать вашу лошадь, Ла Пивардьер… полагаю, теперь вас ничто здесь больше не удерживает.
Бледный Антенор едва сознавал, что ему говорили. В этом ужасном расстройстве, он даже забыл, что у него есть лошадь. Слова Паскаля несколько его пробудили. Он вышел из магазина и побежал в конюшню седлать лошадь, подаренную ему графиней де Шале.
Когда он вернулся, проведя животное через двор к крыльцу магазина, то нашел Сильвию, еще минуту назад бледную и обеспокоенную, порозовевшей и повеселевшей.
– Что случилось? – удивленно спросил двоеженец.
– Ах, мой друг! – вскричала бретонка, показывая ему туго набитый кошелек. – Право же этот Париж – престранный город! Только что кредиторша чуть не засадила тебя в тюрьму, а теперь…
– А теперь друг вашего мужа вручил вам только ту сумму, которую он был ему должен, это очень просто и не заслуживает никакой благодарности… Не правда ли, Ла Пивардьер, что я был должен вам тысячу ливров?
Ла Пивардьер покраснел до ушей.
– Тысячу… тысячу… ли… ливров! – пробормотал он, протягивая руки к Паскалю, чтобы поблагодарить его.
Но тот быстро прервал его:
– Давайте же!.. Давайте… отправляйтесь скорей!.. Ночь уже на дворе… и госпожа Латапи, должно быть, уже соскучилась там, наверху…
Ла Пивардьер задрожал.
– Бедная дама! – произнесла со вздохом Сильвия. – Послушай-ка, Антенор, не лучше ли будет вернуть эти деньги… которые дал мне этот добрый господин… ей.
Паскаль улыбнулся.
– Этого все равно будет недостаточно! – сказал он. – Но в любом случае за столь добрую мысль Господь когда-нибудь наградит вас.
– А вы?
– Я?
– Да. Приезжайте погостить к нам в Нант… мы живем близ Буффе… замка Буффе.
– Постараюсь.
– Ну, тогда до свидания, господин… господин…
– Паскаль.
– До свидания, господин Паскаль! – сказала Сильвия, подставив ему щеку, которую искатель приключений и поцеловал.
Затем, все трое отправились в гостиницу, где у Легалеков оставлены были вещи и лошади.
Ивон повел лошадь, а так нечаянно соединенные супруги пошли рука об руку, разговаривая, вероятно, о причине, побудившей Сильвию явиться в Париж, о чем Ла Пивардьер, конечно, имел полное право узнать.
Мы и не сомневаемся, что он узнал; но так как мы не думаем, что причина эта была столь уж важной, то и не будем ею интересоваться.
В завершение же этой главы и второй части нашей книги отметим, что Паскалю Симеони с помощью двух аргументов удалось все же убедить первую жену Ла Пивардьера отказаться от мщения двоеженцу.
Во-первых, в вознаграждение за маленькое насилие, которому подвергли горбунью, он преподнес ей пятьдесят пистолей.