Анаиса испустила стон отчаяния и скорее упала, нежели села, но не на тот стул, который подал ей Фирмен, а на другой, стоявший далеко, очень далеко от презренного негодяя.
Затем воцарилось молчание… зловещее молчание…
Он смотрел на нее, казавшуюся еще прелестнее в своей горести, как смотрит тигр на свою жертву.
Она же мысленно молила Бога спасти ее.
И словно черпая силу даже в самом своем отчаянии, она вдруг вскричала:
– Чего же, в конце концов, вы от меня хотите?
– Что ж, я скажу, – произнес он с ухмылкой. – Проясним ситуацию. Ничего лучше я и не желаю. С какой стати, не правда ли, возвращаться к прошлому? Нас интересует лишь настоящее. Мое желание очень простое: вы станете моею, Анаиса… или умрете!
– Убейте меня! – вскричала она, с гордой решимостью поднявшись со стула.
Он был бледен, но при этих словах совершенно посинел. О! Она даже не раздумывала над этими двумя крайностями: отдаться ненавистному человеку или умереть; она выбрала смерть.
– Хорошо, – произнес он, – вы предпочитаете смерть моей любви. Что ж, вы умрете!..
С этими словами он встал, подошел к ночному столику и вылил в стакан содержимое пузырька, который он вынул из кармана.
Анаиса смотрела на все его приготовления; когда же он закончил, она подошла с протянутой рукой, чтобы взять стакан.
Но он оттолкнул ее руку.
– Еще только одно, Анаиса, – сказал он. И, делая ударение на каждом слоге, он продолжал глухим голосом. – Знайте же, этот яд безжалостен!
– Как и вы. Что же дальше?
– Вы не успеете сделать и двух глотков, как вас настигнет смерть.
– Тем лучше, я не буду страдать. Благодарю вас. Напрасно я обвиняла вас в жестокости.
Она вновь протянула руку, и вновь он оттолкнул ее.
– Подождите! Подождите! – воскликнул он. – Слушайте!.. Ведь это ужасно… ужасно, Анаиса, умереть в двадцать лет!
– Но еще ужаснее было бы себя обесчестить!
– Обесчестить!.. Ха-ха!.. Разве это вас остановило, сударыня, когда вы взяли господина Паскаля Симеони себе в любовники?
– Господин Паскаль Симеони не любовник мне… он мой друг!..
– Друг… которому позволены самые нежные ласки.
– Нежные ласки! Вы лжете, сударь! Человек, которого я люблю – а я сознаюсь в том, что люблю его всем сердцем, – получил от меня только два-три поцелуя…
– И это уже слишком для женщины, которая не свободна и не принадлежит уже себе.
– Это слишком много, с этим я согласна. Но вам ли, низкому человеку, стремящемуся опозорить брачное ложе своего дядюшки, своего второго отца… вам ли упрекать меня в любви, которой вы сами виновник!.. Потому что без вас, без того ужаса и ненависти, которые вы мне внушали, вряд ли я стала бы искать себе защитника.