Сопровождаемый слугами, трактирщик удалился в кухню.
– Какой чудак этот хозяин! – проворчал д'Агильон.
– Ужасный чудак, действительно! – воскликнул Бальбедор. – И рожа у него какая-то бандитская, – продолжал он, понижая голос. – Хорошо, что у меня с собой шпага… которой, в случае чего, можно ответить на его любезность.
– Полноте! – возразил виконт. – Разбой посреди дня… в пяти милях от Парижа. На самой оживленной дороге!
– Какой вы забавный! Когда нас заперли со всех сторон, как в тюрьме… что нам с того, что еще день на дворе и по дороге снуют туда-сюда массы людей! Э! Поверьте, д’Агильон, воры нынче слишком дерзки, а я только что имел глупость сказать, что у меня при себе сто луидоров! Знаете, мой друг, возможно, будет лучше, если мы потребуем наших лошадей и…
– Перестаньте, шевалье! Вы ли это, такой осторожный! Да подумайте, стали бы люди расточать нам столько внимания… если бы намеревались убить нас!
Д’Агильон знаком указал Бальбедору на трактирщика, входящего с блюдом самой аппетитной баранины и великолепной щукой, вкусно приправленной разными пряностями и усыпанной зеленью петрушки и укропа; позади хозяина шел господин Анисет с корзинкой вина, а господин Гильом держал в каждой руке по канделябру с горящими восковыми свечами.
Через несколько секунд кушанья уже стояли на белой, как снег, скатерти.
При виде столь аппетитных блюд и в еще большей мере – от яркого света свечей у шевалье де Бальбедора стало гораздо спокойнее на сердце. Весело пылал очаг, в который мэтр Гонен бросил толстенный дубовый пень.
– К столу, к столу! – в один голос воскликнули Бальбедор и д'Агильон.
Действительно, то была одно из лучших обстоятельств на свете для того, чтобы позабыть о печалях, заботах и тревогах.
После третьего стакана превосходного медока опасения Бальбедора окончательно рассеялись.
Мэтр Гонен и слуги суетились вокруг едоков, подливая им вино, нарезая хлеб, с поразительным проворством меняя тарелки. Особенно усердствовал, пытаясь угодить гостям, мэтр Гонен; по правде сказать, слуги ему лишь помогали, причем, как правило, довольно неловко, но что поделаешь, когда непривычен к подобной работе!
Вскоре от щуки остались одни косточки, а от баранины одна мосалыга.
– Черт возьми! Давно уж я так не обедал! – вскричал Бальбедор, отложив наконец нож и вилку. – А вы, д’Агильон?
– И я, шевалье!
– Стало быть, господа остались довольны? – произнес Гонен.
– Да, любезный друг, – воскликнул Бальбедор, – тем более довольны, что…
– Что?
– Откровенно сказать, мы и не думали, что таковыми останемся.
– В самом деле?