Но он не умер.
— Ты меня первый хотел ударить.
«Холодно, чертовски холодно…»
— Скажи, что ты пошутил.
«Магда, Эва, хоть бы вы были счастливее меня. Или умерли, прежде чем начнете что-то понимать».
— Теперь ты скажешь, что я бросилась на тебя, калеку.
«Я не калека, я просто старик, как Колодзей, когда женился на Калине».
— Борис, ну скажи что-нибудь, любимый мой, сжалься, ведь я приехала не за тем, чтобы бить тебя по лицу. Борис, ну будем же людьми. Мы такие несчастливые, такие молодые и что, что…
Она всегда была немногословна, а сейчас говорила куда больше, чем следовало. Все эти годы он говорил, кричал, она молчала. Сейчас они поменялись ролями, и это казалось неестественным, не огорчало, но и не радовало; он слушал ее и понимал, что она говорит, но не мог реагировать, ответить словом или жестом, чувствовал глубокую усталость и дрожал от холода, но боялся отойти от окна. Наконец он сказал:
— Прости меня.
Но Здиси уже не было, на дороге затарахтел мотор «вартбурга», он хотел было бежать вниз, но остановился у двери, понимая, что не успеет; он подумал — возьму мотоцикл Матеуша, догоню ее, но и от этого пришлось отказаться, он всегда не очень уверенно чувствовал себя на мотоцикле, не то что в машине, тем более сейчас, с одной рукой. Он представил себе злую и расстроенную Здисю, как она мчится, не помня себя, за окнами мелькают деревья, одно из них может оказаться поперек дороги, и он, Борис, будет убийцей, хотя ни один прокурор не сможет обвинить его; какой-нибудь писака напишет в «Курьере»: «Еще одна жертва собственного легкомыслия»; умерших легко оскорблять, будут похороны, похороны всегда ужасны, но эти будут невыносимо ужасны; стрелки на часах почти не движутся, быть может, она уже мертва, надо спуститься вниз, в контору, заказать междугородный разговор.
Он несколько раз напоминал о своем заказе, но все безрезультатно: номер не отвечал. Когда он окончательно потерял надежду, телефон зазвонил.
— Алло, говорите, говорите.
— Я слушаю. — И голос Здиси, далекий, запыхавшийся, возможно, она плакала.
— Это я, Борис.
— Да, да. Вот прекрасно. С тобой хочет поговорить Збышек Тарнович.
Борис повесил трубку и громко расхохотался.
Телефон снова зазвонил, он поднял трубку, еще липкую от его влажной ладони.
— Ну говорите же! Вы так добивались соединения, а теперь? Говорите!
— Спасибо, я не буду говорить.
Вошел Матеуш, хорошо, что не раньше.
— Что с тобой? Почему ты такой бледный?
— Плохо себя чувствую, давно не пил.
— Приезжала Здися?
— Откуда ты знаешь?
— Следы на дороге.
— Угу. Да, приезжала.