— Они хотят соорудить памятник по моему проекту, — объяснил Борис. — Что скажешь?
— А ты?
— Не знаю, как быть.
— Какие же у тебя сомнения?
— Просто я боюсь. Боюсь столкновения с самим собой.
— Только это?
Борис не ответил, и Матеуш сразу понял, что не только это, но и дальнейшие расспросы были бы заглядыванием в карты.
— Если дело только в твоих опасениях, — сказал он, — мне кажется, я их очень хорошо понимаю, но все же я советовал бы тебе взяться. Ты уже не юноша, чтобы это откладывать, потом может не хватить времени.
— Ты прав, — согласился Борис, — ты совершенно прав. Всю жизнь я мечтал о том, чтобы вылезти из мастерской не на пару недель в выставочный зал, а на улицу, всерьез, надолго. Но это меня застало врасплох, быть может, пришло с опозданием. Еще несколько лет назад…
— Ты бы не задумывался…
— Ни минуты. Но позже, например вот сейчас, возможно, уже жалел бы.
— Ты не способен рискнуть?
— Не знаю. Ничего я не знаю, Матеуш. Я должен эту мысль продумать во сне, но вначале надо выпить. Да, знаешь, к тому же это куча денег.
— Знаю.
— У меня ведь обязанности.
— Да, это важно. Это даже очень важно.
— Я понимаю. И поэтому должен все взвесить.
Матеуш подумал, что, как бы Борис ни решил, он потом обязательно будет упрекать себя, но этого он уже не сказал. Борис поднялся наверх, упаковал в небольшую картонную коробку сушеные грибы и вывел каллиграфическим почерком адрес: «Ясновельможной панне Магде Рутской…»
— Я пошел на почту, — сказал он Матеушу в открытые двери конторы.
— Погоди, я тебя подвезу. Мне надо съездить в Подгродец, в артель. Опять исчезли жерди, не понимаю, что здесь делал этот Лель. Звонил председатель, просил приехать, он что-то знает, не успел выбраться из кутузки, а уже должен преследовать воров. — Матеуш улыбнулся. — Подожди, сейчас поедем.
— Знаешь, мне хочется пройтись пешком. Успею до закрытия почты?
— Если поспешишь — успеешь.
Всегда, когда человек спешит, то успевает, но Борис совсем не торопился, не спеша шел по осеннему лесу, потом напрямик, через голые поля с паутинками бабьего лета.
«К тому же это куча денег»… Автомобиль, его ремонт тоже стоил кучу денег. Матеуш даже не спросил, сколько. А мог бы для видимости сказать: «Когда у меня будут, я тебе верну, хотя бы половину». Борис никогда бы не взял этих денег, но все же брат, так он считал, должен был спросить.
Вернулся из тюрьмы здоровый как бык, отдохнувший, медаль получит. Вышел целым и невредимым, без потерь. А Борис потерял все. «Не могу смотреть на эту твою руку, глаза мне выколоть, что ли?» Легче всего говорить, труднее смотреть на такую руку, если она принадлежит не кому-нибудь, пусть даже единственному брату, а тебе самому. Надо было сказать ему: «Давай поменяемся местами?» Если бы это только было возможно, Матеуш поменялся бы. Но, пожалуй, нет, он рад, что сам легко отделался, остальное его не касается.