Он пил при любом удобном случае, а случаи подворачивались на каждом шагу. Но когда очутился на мосту в Кольске, откуда днем виден его дом, он не был пьян, был трезв до ужаса. Луна едва проглядывала сквозь щели в тучах, было холодно. Бартек подгонял себя, однако ноги отказывались повиноваться, словно на них висели тяготы пройденных дорог, и той — от Мурая до Вилковиц, и той — от Вилковиц до Кольска, и тяготы всех других дорог, лесных и фронтовых, окольных, редко пересекающих друг друга, сковывали ступни, в крови пульсировал стук колес, стальных и деревянных, ревели моторы и гудели мосты, все прошлое нагромождалось в нем, сплетаясь в мучительный хаос; и все-таки он жил, мертвый для писарей из штаба корпуса, мертвый для всех, жил, существовал странным отражением в зеркале, ему еще позволено жить, он еще имеет право на жизнь, хотя… хотя что?
Знакомая улица, тихая, уснувшая глубоким сном, пустая. Знакомый тихий перекресток, заросший жалким бурьяном. Решетка проржавела, только дом такой же, как четыре года назад, когда он покидал его, изгнанник, сдерживая слезы, сентиментальный недотепа, дома не стареют так быстро. Он не испытывал волнения, и это тревожило, усиливало усталость. Остановился, пригляделся к стенам, окнам, покатой крыше, ко всему облику дома с некоторого расстояния, точно боясь обнаружить нежелательное, трещину или иной зловещий след. Луна засветила ярче, выхватив на серой стене какой-то прямоугольник. Прежде его тут не было. Бартек подошел ближе, запрокинул голову, навел на стену, точно подзорную трубу, неплотно сжатый кулак.
В ЭТОМ ДОМЕ СКРЫВАЛСЯ ОТ ГИТЛЕРОВСКИХ ПАЛАЧЕЙ МИКОЛАЙ НОВАК, БОРЕЦ КПП И ППР, ЗАМУЧЕННЫЙ В ОСВЕНЦИМЕ.
Дядя Миколай. Бартек почти не знал его. Но когда-то его недолюбливал. До войны у Бартека были неприятности в гимназии из-за дяди Миколая. Мальчика надолго исключили из третьего класса. Потом он уже не успел наверстать упущенное. Бедный дядя Миколай.
В ЭТОМ ДОМЕ РОДИЛСЯ И ЖИЛ БАРТОЛОМЕЙ НОВАК, ГЕРОИЧЕСКИЙ КОМАНДИР ПАРТИЗАНСКИХ ОТРЯДОВ БХ И АЛ, КАПИТАН ВОЙСКА ПОЛЬСКОГО, ПАВШИЙ В БОРЬБЕ С ФАШИСТСКИМИ БАНДАМИ.
Бартек протер глаза, ущипнул себя за обе щеки. Кароль не воздвиг бы такого надгробья. Ведь это настоящее надгробье. Патетическое. Кому это понадобилось? Может, Петеру? Наверняка Петеру. Но не только ему. Им тоже. Им всем. Подойти, постучать в окно, сказать: «А вот и я, герой, собственной персоной!» Пойти выругать их. Надо их высмеять. Но кого? Магда тоже здесь. Живет под его надгробьем. Живет с Каролем. Ведь он первый начал заглядываться на нее. Надо испортить им идиллию. Надо обязательно туда пойти, иначе… иначе…