Бартек лег за пулемет, минута раздумья, и по полю ударили короткие, не дающие поднять голову очереди. «Те» припали к земле. Еще одна стремительная перебежка, и огонь по полю с нового рубежа. Глаза заливает пот, сердце разбухает в груди. Водки. Нет водки. Есть только мучительная тишина над полем и клокотанье сердца в груди, в висках, есть предвечернее небо, слегка приплюснутое, подпираемое стонущим лесом, неподалеку открытые глаза Блеска, глаза без ненависти — со смертью кончается даже самая яростная ненависть, никакая любовь, никакое чувство и никакое дело не могут пересилить смерть. Нашел о чем думать именно сейчас, здесь. Да, в такой тишине надо о чем-то думать.
— Облава, — Бартек удивляется собственному презрению, — рано сматываетесь, ребятки, слишком рано, скверно вас учили.
— Что вы сказали, комендант? — Это Рысь.
— Я тебе не комендант, дерьмо. Водки!
Рысь послушно отдает фляжку, в водке нет остроты, она безлика, как эта тишина над полем. Бартек опорожняет фляжку до дна, отдает Рысю, вытирает обеими руками лицо, потом направляется к лесу.
Чахлый подлесок путается в ногах, ежевика цепляется за бриджи.
— Комендант, куда? Комендант! Стой! Стрелять буду!
Но Бартек хорошо знал, что Рысь не выстрелит на свой страх и риск, по своей инициативе не выстрелит. И поэтому углубился в чащу леса, запах которого к вечеру становился все более терпким и бодрящим. Шел и все отчетливее припоминал домик с маскаронами.
— Не плачь, мама, не надо плакать надо мной, я не завшивел, не голоден, я ни в чем не нуждаюсь, ни в чем. А эта борода, борода совсем другое дело. — Бартек теребит рыжую щетину, ему Кароля не обмануть, он все-таки растроган, что-то дало трещину в его броне, броне циника. — Это не борода нищего, она в честь одного несчастного чудака, который не поверил в мою смерть…
— Не то, что мы, — сказал Кароль с иронией.
— Не то. А сейчас, мама, не надо оплакивать меня живого, ты уже наплакалась над умершим. Погибшим. А живому ничего не надо.
— Верно, — мать пробует выпрямиться, не знает, куда девать прозрачные жилистые руки, — наплакалась. А ты действительно выглядишь прилично, совсем не такой тощий, как Кароль…
— Мне неплохо жилось. Вдова Блеска хороша во всех отношениях. «Президент» ни в чем ей не отказывал, «факельщики», защитники свободы, не были уж такими бескорыстными, такими идейными, не пренебрегали добычей. У вдовы поднакопилось добра, и мне хватило, видите, не за милостыней пришел.
— Ты это мне говоришь, — произнесла Магда спокойно, почти равнодушно.
— Что?
— Об этой вдове.