— Ошибаешься. Я здесь не различаю адресатов. Твой муж, Магда, твой муж отправит меня сейчас куда следует, там я и буду говорить, точно адресуясь, подробно расписывая кому что.
— Нет, нет. — Мать тщетно сдерживает слезы.
— Но твоему мужу, Магда, я должен кое-что объяснить. Стрелял, конечно, я в жизни много, в последний раз стрелял в своих. Не дал себя убить, мне не хотелось, чтобы меня убили, повесили, не хотелось, и мне оставался только этот единственный выход. Ты понимаешь, единственный выход.
Чеслав, бледный и непохожий на себя, поправляет на шее повязку, делает шаг вперед.
— Это не меняет сути дела.
— Ты прав, — говорит Бартек, — ты прав. — И за эту его уверенность, за эту странную покорность Кароль готов его ненавидеть.
— Пойдешь под суд. — Это Чеслав, который побледнел еще больше.
— Только через мой труп! — Петер становится между ними. — Только через мой труп. — И машет пустым рукавом перед бледным лицом Чеслава.
— Спокойно, Петер, — говорит Кароль повелительно.
— Не успокоюсь. Я… Я…
— Защищайте его, — взрывается Чеслав, — защищайте заместителя Блеска. Одному он друг закадычный, другому брат, потом сын, возлюбленный…
— Заткнись, щенок! — орет Петер и топает ногами.
— А ты, Петер, видал того врача, который не доехал до дому, — говорит Чеслав, — ты видел наших, зарубленных людьми Блеска, ты видел…
— Мальчишка! Щенок! Что ты видел? Два раза пук-пук. Подумаешь, какое дело, и уже герой, судья, черт побери. Мы с капитаном…
— Зачем ссориться? — говорит Магда спокойно, почти равнодушно.
— Кто по ту сторону с оружием в руках, а не с кропилом и псалтырем, кто там, тот наш враг, смертельный враг, будь он хоть мой брат, а в прошлом герой.
— Это даже логично, — говорит Ксаверия и смотрит на Бартека ледяным взглядом.
Кароль хорошо знает этот взгляд, она обижена на Бартека, до глубины души обижена за то, что он разрушил ее легенду о нем, ее благоговейное почитание, что он все-таки не погиб, как ее жених, уланский поручик.
— Пани Ксаверия, — говорит Кароль, — я прошу вас, уведите маму. Мама, мы должны здесь сами разобраться, это мужское дело. Магда, пожалуйста, прошу тебя, очень прошу.
Магда молча берет мать за руку.
— Пани Ксаверия, — говорит Кароль, — я прошу вас, не выходите из дому ни под каким видом, я сообщу в школу, сам сообщу.
— Бартек, — шепчет мать, голос ее срывается, — Бартек, Бартек, Бартек…
Бартек выпустил из рук свою рыжую бороду, пошел за матерью, обнял ее, казалось, она согнется, сломается под тяжестью этой дважды простреленной руки, такая она была хрупкая и маленькая, поцеловал ее в макушку, в тонкий покров редких, пепельно-седых волос.