Воспоминания японского дипломата (Того) - страница 297
В свете Атлантической хартии территориальные условия декларации представлялись мне неудовлетворительными, ибо, не говоря уж о независимости Кореи, Формоза и другие наши территории должны были быть уступлены в соответствии с требованиями Каирской декларации, а наш суверенитет сохранялся практически лишь в отношении четырех главных островов Японского архипелага. Что касается оккупации, то на ее счет имелись недоуменные вопросы. Оккупации, по-видимому это было так, подлежали специально отбираемые пункты Японии, и, в отличие от того, как поступили с Германией после ее капитуляции, в данном случае подразумевалась оккупация “гарантии ради” без учреждения разветвленной администрации. При этом, однако, оставался вопрос, будут ли включены в список отобранных пунктов Токио и другие крупные города. Кроме того, на мой взгляд. Декларация содержала некоторые неясности относительно формы будущего государственного устройства Японии, а формулировки, касавшиеся разоружения и военных преступников, могли в дальнейшем привести к определенным осложнениям. Поэтому я поручил заместителю министра иностранных дел Мацумото[133]тщательно изучить правовые аспекты декларации.
Одновременно я считал желательным вступить в переговоры с союзными державами с тем, чтобы получить некоторые разъяснения и добиться, пусть и небольшого, пересмотра неблагоприятных для нас частей декларации.
Мацумото Сюнъити
Утром 27-го на аудиенции у императора я доложил о последних событиях, в том числе о переговорах с Москвой, о всеобщих выборах в Англии и о Потсдамской декларации. Я подчеркнул, что и на национальном, и на международном уровне к Декларации следует подходить с максимальной осмотрительностью. Я особенно опасался последствий, которые могла вызвать демонстрация Японией намерения отвергнуть ее. Я отметил далее, что усилия, направленные на привлечение СССР к посредничеству с целью добиться прекращения войны, пока не принесли никаких плодов и что нашу позицию в отношении Декларации следует определить в соответствии с результатами этих усилий.
В том же ключе было построено и мое выступление на состоявшемся в тот же день заседании Высшего совета по руководству войной. В этой связи начальник штаба Тоёда заявил, что рано или поздно о Декларации станет известно, и в случае нашего бездействия эта новость серьезно подорвет моральный дух нации. Поэтому, предложил Тоёда, на данном этапе следует выступить с заявлением о том, что правительство считает эту Декларацию абсурдной и не может рассматривать ее. Поскольку премьер Судзуки и я выступили с возражениями, было решено подождать реакции СССР на наше обращение, имея в виду определить затем наш курс. Во второй половине того же дня состоялось заседание Кабинета, на котором я доложил о переговорах г-на Хирота с СССР и о последних международных событиях вообще. Я подробно остановился на Потсдамской декларации и предложил реагировать на нее по выяснении позиции Советского Союза. Никто из членов Кабинета не высказал несогласия с таким подходом к Декларации, но вопрос о том, как и в каком объеме ее следует обнародовать, вызвал довольно бурную дискуссию. В конце концов было принято решение без каких-либо комментариев со стороны правительства передать документ компетентным органам для публикации в кратком изложении и поручить Информационному Бюро воздействовать на прессу, чтобы свести к минимуму неизбежную шумиху.