Официальное совещание Тайного Совета было назначено на 10 часов утра 15 августа, но ввиду ночных беспорядков во дворце его пришлось отложить, и оно началось в присутствии императора лишь в половине двенадцатого. Я подробно доложил о прекращении войны. Ровно в полдень был сделан перерыв, чтобы прослушать по радио Императорский рескрипт о капитуляции. Слушая слова, свидетельствовавшие о несказанном добросердечии и бескорыстии императора, я мысленно видел, как им внимает весь народ, потрясенный, подобно всем нам, до глубины души. Затем совещание продолжилось, и тайные советники задали несколько вопросов. Генерал Хондзё[138] высказал опасение по поводу продолжительности оккупации, но, похоже, успокоился, когда я объяснил, что с учетом ее характера (оккупация “гарантии ради”) и в свете последних прецедентов она едва ли слишком затянется. Меня глубоко тронул советник Фукай, который сказал, что, хотя он был крайне озабочен исходом войны и ныне рад ее окончанию, что, хотя, разумеется, этим результатом мы обязаны восхитительной добродетели императора, при всем при том он чрезвычайно благодарен правительству и, особенно, министру иностранных дел за их неустанные усилия и благодарен настолько, что, невзирая на болезнь, пришел на эту встречу, чтобы выразить свою признательность.
Перед заседанием Тайного Совета премьер советовался со мной об отставке Кабинета, и я сказал, что считаю это меру абсолютно целесообразной. В 2 часа дня, сразу после заседания Тайного Совета, премьер собрал Кабинет и предложил всем составом подать в отставку на том основании, что для принятия решений в момент кризиса, связанного с капитуляцией, пришлось дважды побеспокоить императора и что нас должны сменить люди помоложе, которые лучше справятся с восстановлением страны. Все министры одобрили это предложение, и премьер представил отставку Кабинета императору.
Приказ императора о прекращении военных действий был объявлен в полдень 16 августа. Учитывая нарушения линий связи, было подсчитано, что потребуется два дня, чтобы приказ был получен всеми войсками на территории собственно Японии, шесть дней — в Маньчжурии, Китае и в Южных морях, и двенадцать дней — в Новой Гвинее и на Филиппинах. Это расписание было передано союзникам.
Затем напряжение спало. Принц Хигасикуни, которому было поручено формирование нового Кабинета, попросил меня остаться на посту министра иностранных дел, но я отказался. Я не чувствовал никаких угрызений совести из-за участия в проведении в жизнь решения о капитуляции. Я действовал только в соответствии с желанием императора и как японец ничем не нарушил его волю. Однако выдвинутые премьером Судзуки причины отставки в полной мере относились и ко мне. Более того, хотя я и работал над мирным решением американо-японского конфликта в 1941 году, теперь, когда мы потерпели поражение, я мог быть признан военным преступником, поскольку являлся министром иностранных дел в момент начала войны. Поэтому я не хотел своим присутствием ставить новое правительство в неловкое положение.