3. Фрейд обоснованно допускал, что иногда сексуальные извращения кажутся не просто отвратительными и чудовищными, но как будто соблазнительными и вызывающими в глубине души тайную зависть к тем, кто ими наслаждается. В действительности же извращенцы скорее жалкие существа, очень дорого расплачивающиеся за свое трудно достижимое удовлетворение[21]. В самом деле, половые извращенцы, за исключением, пожалуй, серийных сексуальных убийц, обычно представляют собой убогое зрелище, они запуганы, тревожны, неуверенны в себе. Так что эти опровергатели цивилизации далеко не всегда предстают грозными мужами, не почитающими условность. Их отличительной особенностью является то, что они центрированы, т. е. в большинстве случаев подчинены своему половому влечению, которое образует центр всех их интересов и личности в целом. Они все время испытывают страх, что об этом станет известно другим, отсюда нарастание, заострение паранояльных черт их личности.
Тем не менее, совершая инцестные действия, человек всегда выигрывает в психологическом плане, что особенно заметно тогда, когда имеет место попытка компенсации каких-то психологических или социальных дефектов личности. Именно эти дефекты детерминируют кровосмесительные поступки, а иногда способ разрешения субъективно воспринимаемой и оцениваемой собственной жизненной ситуации.
Поэтому можно сказать, что внутренние причины таких поступков связаны с особенностями представления человека о самом себе, с «Я» — концепцией, самоприятием, а также с потребностью получения максимума удовлетворения и тем самым подтверждения (и утверждения) своей личности. Дело в том, что инцест, наряду с каннибализмом и убийством детей, составляет группу таких поступков, которые посягают на сами основы человеческого существования и сосуществования, а потому вызывают наибольшее осуждение окружающих и всего общества, для их оправдания и самооправдания трудно, а в некоторых случаях и невозможно, найти аргументы. Вот почему будет достаточно обоснованным предположение, что виновному во что бы то ни стало нужно было их совершить и тогда он получал тот несравненный психологический выигрыш, о котором сказано выше. Выигрыш действительно должен быть огромен и иметь поистине бытийное значение, чтобы человек мог решиться на соответствующее действие.
При этом столь острая нужда может и не осознаваться. Более того, я полагаю, что эта нужда принципиально не осознаваема личностью в аспекте понимания ее глубинного субъективного смысла так же, как, например, собственная психологическая структура. Ведь нужда, потребность, тем более острая, всегда отражает существенную зависимость от чего-то, что имеет жизненно важное значение, и чем жестче эта зависимость, тем выше вероятность, неотвратимость совершения определенных действий, в данном случае сексуальных; соответствующие им переживания всегда глубоко интимны, очень часто непонятны самому индивиду. Но осознавать названную зависимость, тем более лежащую в плоскости витальных переживаний, всегда очень травматично для субъекта, и в этом он редко признается самому себе.