Решение спасаться по способности принял начальник личной охраны Гитлера группенфюрер СС Раттенхубер; сам же Гитлер пребывал в состоянии прострации, напоминая безжизненную куклу со стеклянными глазами – настолько опустошило его ощущение необратимого и окончательного поражения. Ведь, несмотря ни на какой духовно-мистический щит, возводимый им с такой любовью и старательностью, большевики все же сумели взломать фронт, разбить выдвинутые против них немецкие войска и вторгнуться на исконные немецкие территории. Их панцергруппы, могучие и неудержимые, уже обошли отчаянно сражающуюся Вену, и вплотную приблизились к границам Баварии. Еще день-два и они будут здесь.
Гитлер недоумевал. Что он сделал не так? Что еще нужно было его темному господину? Ведь он старался, выполняя все именно так, как следовало. Темный господин должен был предоставить ему несокрушимую поддержку – и что же? Всему пришел крах, и ничего уже нельзя исправить… Разум поверженного фюрера метался в поисках ответа. Возможно, все дело в том, что сакральной силой обладает только земля изначального Рейха, а может быть, и в том, что первый, самый сильный состав жрецов погиб под русскими бомбами в Зальцбурге в тот самый день, когда сбежала эта изменщица Ева Браун…
Вспоминая об этом, фюрер всякий раз скрежетал зубами от бессильной злости. Она всегда была послушной собачкой, и в ней он был почти уверен – и вот она вдруг бросила его, ловко ускользнула, лишив зрелища своей гибели… а он не хотел умирать, пока не увидит, как жизнь отлетает из ее тела. У Гитлера было чувство, что у него отобрали вожделенное лакомство, которое, нетронутое, должно было постоянно стоять на полке перед глазами и ждать своего часа чтобы быть съеденным – ждать того важного, наполненного значением момента, когда он сам, празднуя торжество необратимого конца, распорядится им… А теперь ее уже не достать – она там, на той стороне, в надежных объятиях Католической Церкви. А ведь тот день ознаменовался не только ее предательством – тогда его покинули распыленные русскими бомбами Добрый Генрих (Гиммлер), профессор Бергман и Вольфрам Зиверс. Это были преданные и незаменимые люди! А сейчас их нет. Ведь даже тысяча Жирных Германов (Герингов) не заменит ему одного Гиммлера!
Фюрер чувствовал необычайную слабость, его била дрожь. Он спотыкался при ходьбе, а лицо его то и дело передергивала судорога. Он никак не мог признаться себе в том, что не понимает и не осознает ни того места, где он сейчас находится, ни того, куда ему следует направиться. В Берлин? Да, пожалуй, туда. Этот город должен стать его последним пристанищем… В любом случае, остаться здесь – это оказаться в лапах большевиков с перспективой долгой и мучительной смерти, а это значит, что следует бежать, бежать, бежать! Впрочем, Гитлер осознавал одно – сейчас он вряд ли мог распоряжаться даже собственной судьбой. Ему казалось, что его разумом завладело нечто чужое, нечеловеческое, неподвластное его воле, и теперь, куда бы он ни направлялся, это грозное Нечто неизбежно приведет его туда, где уже стучат неумолимые механизмы и крутятся шестеренки, готовя для него страшное завершение жизненного пути… И из последних сил он пытался этому противиться, убеждая себя, что все еще властен над собственной жизнью.