Все хорошее закончилось в тот момент, когда мой муж понадобился фюреру на Восточном фронте. К тому моменту многое изменилось: у большевиков среди сплошных увальней и неумех стала проявляться когорта командиров, равная или даже превосходящая большинство наших немецких генералов. И среди них особенно выделялся один: быстрый на решения, бесстрашный, удачливый и стремительный – такой же, как мой Эрвин. Фюрер так и сказал моему мужу: «Только ты можешь победить Крымского Мясника, мой дорогой Эрвин». Я долго пыталась представить себе это русское чудовище, и воображение неизменно рисовало мне ражего широкоплечего и крючконосого бородатого мужика в луковицеобразном шлеме и красном плаще, с толстыми, как сардельки, пальцами рук. Только такой монстр, по моему мнению, может удерживать в повиновении этих бездельников славян.
Я, конечно, верила в то, что мой Эрвин лучше всех, но уж больно жуткую репутацию к лету прошлого года обрел этот пресловутый русский генерал после разгрома второй панцерармии, обретя второе, воистину устрашающее прозвище «Вестник Смерти». Перед отправкой на восточный фронт Эрвин говорил, что там, где появлялась чрезвычайно подвижная панцергруппа этого монстра, немецкие войска ждало полное уничтожение. Я слышала, что господин Бережной чрезвычайно гордится тем, что ни один немецкий солдат не сумел избежать его ловушек. Все, против кого он обращал свои удары, были убиты или захвачены в плен. Именно за это он и получил среди немецких солдат свое прозвище… И вот с таким чудовищем, наколдованным русским вождем Сталиным из самых жестоких глубин ада, и предстояло схватиться моему мужу… Когда Эрвин уже стоял на пороге, я перекрестила его и мысленно взмолилась к Деве Марии, чтобы она сберегла моего супруга в огне жестоких сражений, ведь сам он храбр до безрассудства и в момент сражения никогда не думает о том, что дома его ждут любящие сердца жены и сына.
Итак, Эрвин уехал в Россию командовать своей панцерармией, а в моей душе надолго поселилась тревога, которая вскоре как-то незаметно переросла в жестокий страх. Вообще очень отчетливо чувствовалось, что над Германией сгущается черная туча. Незримая, неосязаемая угроза наползала на нашу страну, пуская ростки смертного ужаса в наших душах, и нельзя было просто стряхнуть ее и отогнать – в этом не помогали уже ни речи нашего фюрера, ни молитвы украдкой. Мне было даже страшно думать о том, что происходит. Казалось, мои мысли могут подслушать… Но я продолжала жить как все, стараясь утопить свое беспокойство в повседневных заботах.