— Там — Илья, сын Тапаева…
— К чёрту! — прорычал Китайгородцев.
— Толик! У него был припадок!
— Но теперь-то всё нормально?
— Ничего он так, — признал Андрей Ильич. — Только бледный какой-то. Мать дала ему успокоительное…
— Вот и не лезь! — посоветовал Анатолий. — Мать знает, что делает. Она с этим пацаном уже двадцать лет мучается — ей и карты в руки. Если она не объявляет тревогу, ты-то чего подпрыгиваешь?
И сразу, без перехода:
— Аня где?
— У себя. Не выходила ещё, кажется.
— А парень её?
— В гостевом доме.
— Ну о чём же я с ним буду говорить? — тосковал Костюков.
— Ни о чём! — отрезал Китайгородцев.
У него уже созрел план, и он готов был немедленно претворять его в жизнь.
— Пойдёшь со мной, — обратился он к Богданову. — Скажешь Виктору, что его для разговора пригласил к себе сам Тапаев. Приведёшь сюда, в эту комнату, велишь ждать. А ты, — ткнул пальцем Костюкову в грудь, — всё время будешь с ним, с Виктором этим. Можешь даже с ним не разговаривать, если не знаешь, о чём… Ну, вроде как ты тут, в этой комнате, службу несёшь. Главное, чтобы он отсюда не выходил.
— А если попытается?
— Объясни, что в доме — особый режим, что посторонние не имеют права перемещаться самостоятельно, и надо дождаться начальника охраны Богданова.
— Ну, а если все же попытается?
— Ёлы-палы! — сказал в сердцах Анатолий. — Ну что ты как маленький? Я же тебе русским языком сказал, что этот парень здесь, в комнате, должен просидеть тридцать минут! Любой ценой! Что хочешь для этого делай! Хочешь — песни ему пой, хочешь — анекдоты рассказывай. А попытается уйти… Наручники у тебя есть?
— Есть.
— И ты ещё спрашиваешь, что тебе с этим парнем делать?
⁂
Всё испортил Богданов. Китайгородцев очень на него рассчитывал, потому что именно ему наиболее логично было бы вызвать Виктора из гостевого дома — кому же, как не начальнику охраны, сопровождать парня к хозяину? Но бесхитростного Ильича подвело полное отсутствие актёрских способностей. Вдобавок он почему-то ещё и занервничал.
Анатолий довел его до самой комнаты Виктора, красноречивым жестом показал на дверь, а сам прошёл дальше по коридору. Богданов несмело стукнул по филёнчатой двери, покряхтел, будто прочищая горло, но так и не прочистил, потому что, когда дверь открылась, он сказал голосом хриплым и срывающимся:
— Там это… хозяин… Генрих Эдуардович, в смысле… он вас ждёт…
И так это все нелепо выглядело, и так подозрительно, что он и сам не верил, наверное. Смешался, побагровел лицом и бросил неосторожный взгляд вдоль по коридору — туда, где стоял с отсутствующим видом Китайгородцев.