Евгения, я, разумеется, не настаиваю, но, — старый Кантор намеренно сделал внушительную паузу, — но вы ничего не хотите мне рассказать? Ведь ЭТО вас сильно терзает, не так ли?
Евгения нисколько не удивилась этой просьбе, не испугалась, однако довольно странно на него посмотрела и промолчала.
— Мне кажется, Евгения, вы в достаточной мере обладаете здравым смыслом, — он решил попытать удачу и рискнуть. Голос его звучал дружелюбно и по-отечески спокойно.
— Да, вы обо всем догадались, и я не буду отрицать, потому что слишком от всего этого замучилась. Да, это я убила Милену Соловьёву и чуть-чуть не угробила Асю Петровскую, — когда она говорила всё это, лицо её, как ни странно, выражало непостижимую смесь усталости и скуки.
— Только, понимаете, какое дело, Милена здесь совершенно ни при чём, она умерла чисто случайно, по ошибке. Я целилась не в неё, яд предназначался для Петровской.
— То есть вы хотите сказать, что убили человека по ошибке? — спросил старый Кантор, нарочно делая ударение на слове «убили», и девушка послушно закивала головой.
— Пожалуйста, Евгения, прошу вас, очень прошу, расскажите обо всём подробнее.
— Много лет назад мой отец бросил мою мать и меня ради этой самой Аси Петровской. Он от нас отказался, отрёкся ради неё, понимаете?
— Кажется, теперь понимаю.
— Потом они, ясное дело, расстались, но наша тихая счастливая жизнь была уже разломана, её уже не существовало. Моя мама не смогла этого пережить. А как вы догадались, что это я её пыталась отравить?
— Я не догадался, Евгения, я понял, а это разные вещи. Конечно, у меня нет никаких формальных доказательств, а всего лишь наблюдения, логические рассуждения, умозаключения, если хотите, интуиция. Я попытался разговорить Асю Николаевну, но она решительно не пожелала отвечать на мои вопросы, объяснив это сугубо личными причинами. Но тем не менее после разговора с ней я не выявил ничего конкретного, но понял, что она всё знала о вас, Евгения. Ася, скорее всего, не хотела, чтобы этот инцидент имел для вас печальные последствия. Да-да, она была прекрасно осведомлена о том, кто вы и чья вы дочь. Вероятно, вы похожи на своего отца.
— Да, похожи. И фамилия у нас одна, и ещё мама назвала меня его именем, потому что была очень влюблена. Знаете, — доверительно начала девушка, — даже если бы вы ничего не поняли, я ведь всё равно пришла и сама вам всё рассказала. Жить с этим невозможно. Чувство вины — это самая настоящая пытка. А люди говорят, если повинишься, то легче станет. Вот я и решилась облегчиться.
Про стыд, страх, злость, полностью перекроившие её девичий мир, сделавшие его кошмарно-сумрачным, Женя вслух говорить не стала. Она их боялась, потому что они, словно ядовитые змеи, ползали у неё внутри сами по себе и не подчинялись её воли. Она даже не смела себе представить печальные последствия разгула этих неукротимых внутренних чудовищ. Ей не терпелось поскорее всё рассказать об отравлении, а там — будь что будет, там пусть её сажают в тюрьму, и делу конец.