– Что, опять? – тихо простонал Жора. – Юрий Дмитриевич, может, не надо? Сейчас, пока ехали, мне эта гражданка, – кивнул он на Крылову, – нервы трепала, теперь вы удумали.
– Ну, не надо так не надо, – с сожалением вздохнул полковник, водружая на нос очки. – Что скажете об этой записи?
– А что тут скажешь? – Мясоедов причмокнул губами. – Вы оказались правы. Волкову действительно было что скрывать, и, судя по тому, что запись как-то оказалась у Черных, вполне возможно, что она его шантажировала. Хотя она могла спрятать запись просто на черный день. Мало ли, Волков решит ее бросить, тогда можно будет затребовать хорошие отступные.
– А если он уже решил с ней расстаться, – выдвинула предположение Вика, – и сказал об этом Ларисе? Она могла побояться одна шантажировать Дениса и обратилась за помощью к Мирзоеву. Наверняка тому надоело уже быть на побегушках у Волкова.
– Вика, мы здесь не угадаем, – покачал головой Мясоедов, – могло быть и так, как ты говоришь, а могло совсем иначе. Если все было по-твоему, то непонятно, почему они все вместе оказались в машине. Это раз. А во-вторых, если Волков решил от всей компашки избавиться, то опять же непонятно, почему они все вместе оказались в машине в момент нападения.
– Помните то сообщение, которое послал Волков за час до своей гибели? – вмешался в их спор Реваев.
– На левую сим-карту? – уточнил Жора. – Что-то вроде, что сегодня не встретимся.
– «Сегодня встретиться не получится, у меня дела», – процитировала Крылова, – а за сутки до этого было сообщение, в котором он предлагал встретиться в этот день. Вы думаете, что встреча на самом деле означает совсем другое?
– Я не могу быть уверен, – пожал плечами полковник, – но почему-то такой вариант мне кажется вполне вероятным.
– Но тогда непонятно, почему исполнитель не отменил операцию? Сообщение было прочитано почти сразу после доставки.
– Не знаю, Вика, пока не знаю, – признался Реваев.
Солнечный луч, протиснувшийся сквозь узкую щель между занавесок, медленно смещался в мою сторону. Еще полчаса, и он коснется моей ноги. Но, пока он не дополз до кровати, я могу просто лежать и смотреть, как мириады пылинок не переставая кружатся в яркой полоске, рассекшей пополам мою комнату. Сверху донизу, словно остро наточенный самурайский меч не успевшего вовремя поклониться крестьянина. Ого! Оказывается, я еще способен на образное мышление, кто бы мог подумать. Мне казалось, что та часть мозга, которая отвечает за подобные изыски, уже давно атрофировалась. О чем бы еще таком подумать? Странно, почему-то все мысли рано или поздно возвращаются к холодильнику на кухне. Этому допотопному, вечно дребезжащему монстру с плохо закрывающейся дверью. Наверное, это от того, что в холодильнике пусто, причем совсем. Настолько пусто, что вчера Катька его выключила из розетки. Молодец, экономит электроэнергию. Да ладно, я, конечно, прикалываюсь, она выключила этот белый вертикально стоящий гроб, чтобы он перестал тарахтеть на всю квартиру и можно было наконец нормально выспаться. Хотя, как тут выспишься, когда вместо холодильника почти с той же громкостью тарахтит твой собственный желудок? А что ему, собственно, еще остается делать? Он наверняка с голодухи уже начал переваривать сам себя. Одна половина жрет, а другая возмущается.