Все восприняли возникновение лагеря как должное, даже необходимое при сложившихся обстоятельствах, и только священник был убежден, что сомнамбулизм послан небесами не просто так, а за грехи — что это такое, знает каждый ребенок, — и, стало быть, это болезнь духовная, за нее ответственно все человеческое стадо, и не дело брать на себя смелость отделять агнцев от козлищ. Священник молился всю ночь, прежде чем принял решение. Наутро с красными от бессонницы глазами он прямо в рясе с нагрудным крестом явился к врачу и перечислил все симптомы лунатизма, которые знал уже весь город.
— Я обнаружил их у себя, — закончил он. — И счел необходимым поставить вас в известность. Куда мне идти?
Слушая его, врач механически водил по бумаге огрызком карандаша, а когда повисло молчание, поднял глаза.
— Я вам не верю, — проницательно заметил он.
Священник смутился.
— Почему?
— Не верю и все.
Священник тронул нагрудный крест.
— Да, вы правы, я здоров. Но пастырь должен все делить с паствой. Все невзгоды. — Не зная, что сказать еще, он повторил: — Да, все невзгоды.
Врач отложил карандаш.
— Хотите пострадать? — усмехнулся он зло. — Пожалуйста, препятствовать не буду. Только учтите, это крайне мучительно. Впрочем, вас разве этим смутишь?
Священник затряс клочковатой бородкой.
— Я должен подать пример. Пастырь обязан первым идти на заклание. Иначе он лжепастырь.
— Да-да, — рассеянно пробормотал врач, постукивая карандашом о стол. — Я заведу на вас медицинскую карту и занесу в черный список. Готовьтесь, скоро за вами приедут.
Священника забрали ночью прямо из его кельи, притулившейся к деревянному храму, в котором он служил. Он встретил полицейских в рясе, которую в ожидании их появления не снимал с вечера, но они отнесли его облачение на счет лунатизма. Поселили его в отдельном домике, таком же тесном, как и его келья, так что смену жилья можно было и не заметить. Отличие было в том, что в домике не было зеркала, а он привык по утрам смотреть, как его все больше забирает седина. Однако дело оказалось поправимым. Он включал на телефоне, подаренном ему одним из духовных чад, видеокамеру, делал селфи, которое повторял потом в течение дня. Среди сомнамбул он увидел несколько своих прихожан. Они узнали его, столпившись, протянули руки за благословлением, а он, возвышаясь над ними как столб, дал им поцеловать нагрудный крест. Все было не так ужасно — он ожидал худшего. Здесь можно было быть даже счастливым, как и везде, если только привыкнуть и не думать каждую минуту, как тут оказался и что делаешь. А на последний вопрос у священника был твердый ответ: он служит Господу, страдая, как и Христос, за людей.