Вскинув сосредоточенное лицо к сводчатому, теряющемуся высоко над головой куполу, на чернильной поверхности которого холодными звездами мерцали инкрустированные алмазами созвездия, Повелитель на древнем, почти забытом языке демонов воззвал к далеким богам:
– Риш’ас къёмес тира’иша ардал! Эс’сер аруха ф’фъемэ шас’са! Аш’хон! Ши’а ракеши Танайя илдэ! Кр’эмесс!
Тяжелые – как боевая секира Орандо – слова с шуршанием падали на холодный постамент, отскакивая сердитым, сумрачно-хмурым эхом и с едва ощутимым гулом разбиваясь о безразличные стены.
Ни единый посторонний звук, ни одно движение не прерывали завораживающее течение напоенного темной магией ритуала, окутывая стоящую на возвышении пару неестественной тишиной.
– Тъёрх ашим’ас нихомусс сташ’шха въёрри пар’рема ситаха! Диних шариc’cо тирайи гарусс! Аш’хон! – словно ядовитая роса, древние слова выдохом стекали на щербленые плиты.
В следующее мгновение Эля испуганно забилась в неестественно загустевшем воздухе, пытаясь вдохнуть хотя бы глоток липкой, наливающейся чернотой субстанции, но ее скованные движения напоминали бессмысленное трепыхание насекомого, попавшего в паучью сеть. Долгую… бесконечно долгую минуту, показавшуюся ослепшей и обездвиженной девушке вечностью, единственным признаком жизни было все то же странное, шуршащее как прошлогодняя листва заклинание, с шипением слетающее с губ названного отца:
– Шир’хаа тарикешш иссаа! Аш’хон!
Внезапно отхлынув, вязкая темнота оставила дрожащую полукровку в покое, бесследно втянувшись в каменную чашу, и на ее гладких, отполированных до зеркального блеска боках выступили маслянистые, медленно стекающие на полукруглое дно, черные слезы.
Оборвав опаляющее гортань заклинание, Октарис вонзил полный тревоги взгляд в непроницаемо-неподвижную лужицу, собравшуюся на дне купели.
Вдох… выдох… вдох… выдох…
Когда сердце Эллии, отбивая рваный, сбивающий с трудом восстановленное дыхание ритм, готово было разорваться от нахлынувшего ощущения неправильности, маслянистая жижа начала медленно светлеть.
Вдох… выдох… вдох… выдох…
Разгладившаяся складка меж нахмуренных бровей отца и торжествующая улыбка едва не заставили девушку вскрикнуть от облегчения. Пошатнувшись от внезапно навалившейся слабости, Эля с трудом удержала протянутый Повелителем золотой кубок, наполненный подчерпнутой из наполнившегося до краев мраморного сосуда хрустально-прозрачной влагой.
– Пей, – полуприказ-полупросьба забилась в напряженно звенящем воздухе подобно заблудившемуся эху.
Под завороженными взглядами безмолвных свидетелей Эллия покорно поднесла к губам тяжелый канфар