— В смысле? — удивился Иванов.
— В прямом. Долбодятлы-дружинники всяких волосатых парней на улицах и в парках, где молодёжь собирается, отлавливали и насильно стригли. Скрутят втроём бедолагу и ножницами чик-чик по голове. Им за такую храбрость на работе лишний отгул полагался... Не любила наша коммунистическая партия длинноволосых и брюки-клёш почему-то. А ведь те ребята, по большому счёту, ничего не сделали. Ну ходили патлатые, на гитарах битлов всяких бренчали да портвейн пили — и всё! Зато, если судить по сводкам, от них вреда почти не было. Не безобидные, конечно, но против рабочего класса — куда им! Волосатики в день зарплаты на заводе не перепивались до чёртиков, не били жён, не устраивали поножовщин. Да они лишний раз на глаза милиции старались не попадаться! А их гоняли, понимаешь?! Словно собак шелудивых! В стенгазетах карикатурами позорили, показательные товарищеские суды устраивали... А ещё, как раз перед той памятной лекцией, обнесли дачу одного высокопоставленного комсомольца. Сам я туда не выезжал, но список похищенного видел. Техника сплошь немецкая да японская, тряпки чешские и венгерские, обувь английская. И вот сижу я с умной мордой, мне с трибуны хлыщ-краснобай нудно вещает о том, что нестриженые ребята — вселенское зло, которое нужно выжигать калёным железом, а у меня тот протокол перед глазами стоит, в подробностях и в голове диссонанс: музыка и волосы — ужас ужасный, а полный дом иностранного шмотья, насквозь дефицитного — хорошо. Абсолютная ахинея получается.
От такой грустной истории Иванову захотелось курить. Он зачем-то рассеянно повертел головой, однако выходить из здания вокзала поленился. И, просто чтобы не молчать, спросил приятеля:
— И что?
Швец вздрогнул. Видимо, воспоминания оказались слишком живыми.
— Да ничего. Это я к тому рассказал, что судить о людях по одежде, если она, конечно, в рамках приличия, как и по цвету волос или музыкальным пристрастиям — скотство. Тем более у самих судей всегда полные шкафы собственных скелетов. Вот мне нравится так — интеллигентно, в костюмчике, с начищенными туфлями ходить. Кому от этого плохо?! Или опять, подстраиваться под новоявленных дружинников, чтобы быть как все? — он грустно вздохнул. — Дело ведь не в шмотках, а в свободе выбора... Да и Розе, чего скрывать, я таким больше нравлюсь. У нас всё, — Антон задумчиво покачал головой, — не просто, но не без чувств. Потому её мнение для меня гораздо важнее пожеланий всяких скотов немытых. Для всех мил не будешь. К тому же и по морде огрести — особый повод никогда не нужен, сам знаешь. Не в тот переулок неудачно свернул — и пожалуйста! Хоть в костюме, хоть в джинсах, хоть шортах весёленькой расцветки — результат один: местные архаровцы физиономию отрихтуют и имущество на память отожмут.