Эллен умолкла. Потом подняла глаза на озеро.
— Как здесь хорошо! И как далеко от Лондона… Знаешь, я согласилась бы прожить здесь всю жизнь вместе с тобой. Дико здесь.
Для минима-людей открывавшееся зрелище представляло грандиозную панораму. Лиственницы, росшие на мыске, колоннами вздымались к небу. Колоссальной декорацией раскинулись кусты. Берег убегал вниз крутым скатом, и яркими красками начавшей желтеть листвы пестрели лесистые стены больших островов. Дэвис молча, задумчиво смотрел в туманные дали широко раскинувшейся водной глади. Темнело.
Спустя полчаса раздались шаги. На поляну к избушке вышло странное шествие. Алексей Иваныч, мокрый с ног до головы, плелся в сопровождении доктора и Петьки, которые держали его за руки. Казалось, дедушка ведет маленьких детей. Алексей Иваныч шел как истукан, едва передвигая ноги, и совершенно бессмысленно смотрел перед собой. Его губы слегка шевелились, слышалось неясное бормотание.
— Что с ним? — Эллен поднялась навстречу.
— Да вот, убегая от нас, бросился в озеро. Едва уговорили вернуться. Совсем с ума сошел.
Открыли дверь избушки. Оттуда пахнуло дымным теплом и спертым запахом овчины. Старик теперь безропотно повиновался. Как сноп, повалился он на койку и принялся глухо стонать.
Доктор пробовал с ним говорить, но Алексей Иваныч не узнал его. Смотрел в потолок, мычал.
Минима-люди собрались у подживленного Петькой костра.
Молчали, чувствовали себя неловко. Дэвис вопросительно смотрел на доктора.
— Не знаю… Душевное потрясение и холодная ванна в такие годы… Ему около девяноста лет. Все возможно.
В молчании принялись за ужин. Эллен приготовила из молока с шоколадом нечто вроде какао, попробовали ухи. Петька нашел на чердаке избушки гору копченой рыбы, спрятанной там стариком. Рыба не испортилась и была весьма кстати, потому что провизия, взятая с собой на острове, приходила к концу. Минима-люди боялись действия гормона. Им надо было питаться.
В жилище старика было всего две койки, но маленьким людям хватило места. Они легли все, поперек. Притворили дверь. Алексей Иваныч, по-видимому, заснул, но дышал хрипло и отрывисто. Доктор пощупал ему пульс и, насколько это было возможно, выслушал старика. Сильная горячка разжигала дряхлое тело, сердце жестко отбивало неправильные удары.
— Плохо. Как бы не умер, — шепнул доктор.
Вскоре все затихли. Но Дэвис никак не мог заснуть. Бледный лунный свет, пробиваясь сквозь закоптелое стеклышко, рисовал на бревенчатой стене и дверях легкий узор, а само окно походило на кусок голубого льда. Где-то поблизости долго и настойчиво крякала утка. Пахло дымом и рыбой…