Так было и сегодня.
— Если уж тебе не терпится дома, сиди с Фимой. Цеп теперь не для тебя, — сказал Дмитрий.
Но разве Марью удержишь без дела.
Они молотили до середины дня, Дмитрий решил до обеда настелить еще один ряд. Марья поспешила помочь ему, но, взяв из скирды два снопа, не сделав и шага, уронила их.
— Ты чего?! — испугался Дмитрий.— Сказано было тебе — сиди дома, не послушалась...
— Погоди, Митрий, не ругайся, видать, время подошло… — сдавленным голосом произнесла Марья.
Она стояла полусогнувшись, придерживая руками живот. Дмитрий вертелся вокруг нее, не зная, что предпринять.
— Пойдем, отведу домой, — догадался он.
— Ой, Митрий, шагнуть не могу, — охая от боли, сказала Марья.
Дмитрий машинально провел рукавом зипуна по вспотевшему лбу, огляделся, словно в поисках помощи, затем взял Марью на руки, как ребенка, и бережно понес, крикнув Фиме: — Вылазь, доченька, из соломы, домой пойдем.
Девочка выбралась из соломы, затем вытащила шубу и хотела нести ее, но споткнулась и упала.
— Оставь шубу здесь, беги одна! — сказал Дмитрий и зашагал дальше.
Он миновал конопляник и через калитку в плетне прошел в огород. За ним по тропинке, точно белый клубок, шустро катилась Фима.
— Ой, какой ты, Митрий, сильный, несешь меня, словно маленькую девочку, — шептала Марья, обдавая бородатое лицо мужа горячим, частым дыханьем.
— Молчи, бестолковая, на сносях ходишь, а притащилась на гумно,— ответил Дмитрий дрогнувшим от нежности голосом.
Он внес жену в избу и положил на коник. Глаза Марьи каким-то диким непривычным взглядом обвели комнату и остановились на нем.
— Митрий, позови бабушку Орину...— Она помолчала и проговорила как бы про себя: — Была бы рядом родимая матушка, все было бы легче... — На глазах ее показались слезы.
Дмитрий поспешил за Ориной, а когда привел ее, Марья сказала ему, чтоб он поел и отправился на гумно.
— Погоди, родимая, командовать, — остановила ее старуха.— Твое дело теперь лежать и молчать. Дмитрий сейчас пойдет топить баню.— Она повернула сморщенное, пожелтевшее лицо к Дмитрию.— Понял, куда тебе идти?
Тот молча вышел из избы. Для бани он выбрал во дворе сухих ясеневых дров. Они не дают угара, а горят так же жарко, как и дубовые.
Вернувшись в избу, он выгреб из шестка в железное ведерко несколько крупных горящих угольков. Марья на конике тяжело дышала, временами стонала. Бабушка Орина, маленькая, юркая, хлопотала возле нее, разговаривала шепотом, успокаивала.
Баню Дмитрий истопил жарко, сжег две охапки дров, нагрел целую кадушку воды. Воду брал из перьгалеевского ручья, там она мягкая.