— Ты зачем молоко разлил по лавке, целых полгоршка? — принялась отчитывать сына Марья.
— Это не я, Мика проливал. Я ему говорил — не лей, держи крепче ложку, а он все равно льет, — оправдывался Степа и вдруг с удивлением спросил: — А ты теперь откуда знаешь, что я ел молоко? Боги-то ничего не видели...
— Вот стукну тебя мешалкой по башке, будешь знать, как шкодить в избе да еще водить товарищей, — сказала Марья и погрозила той самой мешалкой, которой замешивают хлебы.
Она сейчас была далека от пасхальных разговоров о всевидящих святых и не обратила внимания на слова сына. Степа же замолчал, как только услышал о мешалке. Мать не любила лишний раз повторять угрозу. И все же он был доволен, что иконы ничего не сказали о его проделке. Мать догадалась сама, без их помощи. Значит, он не напрасно выколол им глаза.
Степа очень не любил, когда мать сердилась. Он подошел, прижался к ней лохматой головой и попросил прощения.
— В другой раз, мама, без твоего позволения ничего не трону, не возьму и кусочка хлеба, — говорил он, ласкаясь к ней. — Ведь я и сейчас не хотел трогать, да пожалел Мику. Он совсем голодный, ему старый дед есть не дает.
— Старый дед у них, сынок, добрый. А что сердитый, так иначе с такой большой семьей не справиться, — сказала Марья и, вернувшись к проступку сына, заговорила с ним ласково: — Ничего не трогай, сынок, самовольно. Ведь я от вас ничего не прячу. Когда садимся есть, все несу на стол. Брать без разрешения — большой грех, сынок...
— А что такое грех, мама? — перебил ее Степа.
— Грех, сыночек, это — грех. За него бог наказывает.
— Если отрезать ему руки, тогда чем он будет наказывать? — решил Степа и посмотрел в угол на иконы.
— Что ты болтаешь, беспутный, как можно отрезать богу руки? Бог живет на небе. Сам он скорее отрубит тебе, — возмутилась Марья и сокрушенно покачала головой: — Вай, сынок, не говори таких слов.
Степа снова посмотрел на иконы, подумал и разочарованно спросил:
— А эти кто такие, коли бог на небе?
— Это, сыночек, иконы, божьи лики. Сам бог на небе, а лик его здесь.
Степа замолчал. Пожалуй, он напрасно выковырял им глаза. Тот, кто все видит, живет на небе. До него не достанешь. Степа готов был сказать матери о том, что он ослепил лики на иконах, но в это время его внимание привлек голос отца, раздававшийся под окном. Отец приехал с пахоты. Степа забыл обо всем и побежал к нему навстречу.
Долгое время никто не замечал, что у икон выколоты глаза. В день поминания родителей, перед тем как отправиться на кладбище, Марья полезла на лавку вытереть с икон пыль и зажечь перед ними свечу. При свете лучины, которую держала Фима, она обратила внимание, что лики святых без глаз.