— Добрый вечер, — поздоровался я.
— Кто таков? — спросил зычным голосом самый здоровый, с квадратным, обрюзгшим лицом. — Что тут происходит?
Не дожидаясь ответа, троица оттеснила меня и прошла во двор.
— Постоялец, — ответил я.
— Где Ефросинья? — пробасил мордоворот.
— А вам зачем?
— Не твоё дело. Барин требует.
— Ах вон оно что… — протянул я.
Компания прошла в дом, я — следом.
— Собирайся, Фроська, барин требует, — повторил мордоворот, вваливаясь в горницу.
Окно было разбито, и морозный воздух врывался в натопленное помещение. Егор подметал осколки, дети сидели на печи и испуганно таращились на нас. На половике виднелась прожжённая дыра — след от факела, который зашвырнули в окно.
— Сейчас? — удивилась девушка. — Я не могу. Вы видите, что творится? Нас чуть не убили тут. Я детей и брата не оставлю.
— Ничего с ними не случится, — прогремел мордоворот, — али ослушаться хочешь?
— Да вы что, с ума посходили? — воскликнула Фрося, чуть не плача. Этот вечер для бедной девушки стал настоящим потрясением. А теперь её ещё и от семьи отрывают в столь трудный час.
— Я присмотрю за домом, — успокоил я её. — Если надо, иди. Никто сюда больше не придёт, а если придут, получат.
Фрося с недоверием посмотрела на меня.
— Говорю, не волнуйся, — повторил я настойчивее. — Я обо всём позабочусь.
Фрося заперлась в комнате, а когда вышла, была уже в праздничном расписном сарафане. Вот только вид у неё был такой, будто на каторгу едет. Она объяснила Егору, что нужно сделать по хозяйству.
— Присмотри, пожалуйста, — умоляюще взглянула она на меня перед уходом. — Я завтра вернусь, или послезавтра — не знаю.
— Не волнуйся, — сказал я. — Делай, что должна. Тут всё будет в порядке.
После того, как Фросю увезли, мы с Егором заколотили разбитое окно.
— Зачем твоя сестра понадобилась помещику? — спросил я у пацана, когда мы закончили работу.
— А то не догадываешься? — хитро усмехнулся Егор. — Зачем баба барину может понадобиться.
— Вот, значит, как оно… — догадался я. — Да уж, как это я сразу не подумал.
— Ну! А чо ты хотел? Многих девок к барину водят, особенно, когда кто-то из сыновей евонных приезжает.
«Ну и порядочки тут у вас», — хмыкнул я про себя.
— А Фрося ему особенно приглянулась, ещё давно, когда Филипп был жив, — продолжал Егор.
— Филипп — это же муж её? — уточнил я, хоть и сам уже догадался.
— Ага, он самый.
— Не повезло, — проговорил я. — А чего, кстати, мужики кричали, что Фрося своего его извела?
— А я почём знаю? — нахмурился Егор и отвернулся, но мне показалось, что он лукавит.
— Да ладно, — усмехнулся я. — Вижу: что-то знаешь. Говори давай.