Я опёрся о бревенчатую стену, рядом с которой стоял. Чувствовал себя паршиво: слабость и изнеможение разливались по телу, а сняв перчатку, я обнаружил на тыльной стороне ладони чернеющие вены. Надо было как можно скорее выходить из чёрного тумана, и я побрёл домой. Хотелось одного: завалиться на кровать и ни о чём больше не думать.
Когда подходил к дому, самочувствие немного улучшилось: в голове прояснилось, слабость уменьшилась, а вены больше не чернели. Егор открыл калитку. Пока меня не было, ничего не произошло. По словам парня, тараканы ещё некоторое время бегали по стенам, а потом внезапно пропали. Лошади в стойлах успокоились, а собака лаяла уже не столь надрывно.
Егор сразу набросился с расспросами о том, что делается в селе.
— Моры напали, — коротко ответил я. — Я убил нескольких. Не знаю, остались ли ещё, но на всякий случай завтра не выходи на улицу.
Я чувствовал себя жутко уставшим, и бодрствовать до утра был не в состоянии, а потому, добравшись до кровати, я шлёпнулся на соломенный матрас и уснул.
Проснулся на рассвете. Чувствовал я себя… вменяемо. Не сказать, что сил было полно, но и не как вчера. Подумал: странно, что Егор не разбудил меня. Мы договорились, что разбудит в четыре утра. Конечно, легли мы поздно, но работы по дому это не отменяло. Похоже, парень решил меня не тормошить.
Но когда я вышел из комнаты, то сразу понял, в чём дело. Егор, и дети Фроси — Маня с Алёшей — неподвижно лежали на почти остывшей печи.
— Что-то нездоровиться, — пробормотал Егор, поднимаясь и садясь на край лежанки. — Я уже покормил скотину. Не суетись. Паршиво мне только. Простудился, видать.
Парень действительно выглядел скверно: бледный, на лице испарина, руки дрожат.
— А с ними что? — я кивнул на лежащих у стены детей.
— Тоже, кажись, захворали.
Странно это всё выглядело. Странно и скверно. Как будто их скосила какая-то зараза. Вспомнились чёрные тараканы. Не они ли явились причиной сего несчастья?
— В общем так, — сказал я. — Ты лежи, не вставай. Я сейчас печь растоплю, а потом поеду в поместье и привезу сестру.
Печь-то я затопил, но когда пошёл за лошадью, оказалось, что скотина тоже вся слегла. Даже пёс уже не лаял, а валялся в конуре на боку, как дохлый, слабо шевелил лапами и тихонечко скулил. Странная болезнь поразила всё живое во дворе. Значит, предстояло идти пешком. Хорошо, что поместье недалеко.
На улице было тихо. Людей не видать. Где-то раздавался женский плач. Я побрёл к поместью, оно находилось в противоположной от церкви стороне, куда вчера бежали крестьяне.