Деление на ночь (Аросев, Кремчуков) - страница 112

– А может, он и не запечатан, – выдавил из себя Белкин, просто чтобы не молчать. История его очень растрогала.

– Может, – согласился Воловских. – В общем, если хотите, вооружитесь стулом и найдите его. Я клянусь, что не обманываю и не собираюсь делать из вас дурака.

Белкин прошёл в другую комнату, встал на стул и уже на третьей полке, между неприметными томами напрочь забытого советского классика, обнаружил конверт – в самом деле незапечатанный.

– Владимир Ефремович, есть, – крикнул философ, слезая.

– Открывайте, смотрите.

Открыл, посмотрел. Всё чин-чинарём. Двусмысленностей нет. Обмана нет. И Алёши нет. Но загадка-то остаётся!

Белкин вернулся к старику, снова спрятав свидетельство в конверт.

– Что с ним делать?

– Положите на любую полку, пожалуйста, но не на верхнюю. Извините, что гоняю вас так. Я вечером посмотрю или завтра.

Бедный старик.

– Борис Павлович, теперь моя очередь спрашивать, – заговорил Воловских, когда Белкин снова уселся перед ним. – Зачем вы продолжаете заниматься делом моего сына? Не думайте, что я как-то осуждаю вас. Но недоумеваю.

– Я сам постоянно ищу ответа…

– Вы хотите почтить память Алексея?

– Да, но это не главное. Через наш с вами случай я лучше понимаю окружающую действительность, а философы, как говорил Маркс, занимаются только тем, что интерпретируют мир.

– Остроумно, я такого не слышал, – заметил Воловских.

– Но там есть и окончание. Маркс добавил: «…в то время как мир следует изменять». По силам ли мне его изменить – я не знаю. Но понимание (голос Белкина дрогнул, но на сей раз он решил ничего не пояснять) растёт. В связи с исчезновением Алексея моими собеседниками были четверо – вы и ещё трое. И вы все меня обманули, простите. Наверное, у всех есть свои причины для лжи. Но четыре из четырёх соврали – для моего мира это катастрофа, и это очень важная катастрофа. Если бы вы нарушили слово и не заплатили мне, но до того рассказали всю правду, я бы расстроился, честно говоря, но ложью ваш поступок не счёл бы. А так…

– Но в чём, в чём я вам соврал? – воскликнул Воловских.

– Так ведь вы же мне сейчас и поведаете, – картинно подмигнул старику Белкин.

– Кажется, вы говорили, что не хотите быть Холмсом и Мегрэ?

– Говорил.

– Но вы гораздо сильнее их.

– Почему вы так решили? Мне приятно, конечно, но…

– Несколько причин. Во-первых, вы гениально разгадали пароль.

– Ого! И что там в ноутбуке?..

– Подождите минуту. Я предложил вам это задание, совершенно не предполагая, что вы с ним справитесь. Но вы, Борис Павлович, – снимаю шляпу. Впрочем, вы меня восхитили другим: тем, что вы настолько здорово расставили ловушки, что я оказался ими окружён – окружён фатально и безвозвратно. Вы спро́сите, что за ловушки? Обвинения во лжи и принуждение её раскрыть. Видите ли, Борис Павлович, лжи я нагородил много. Но она была… как бы вам сказать… сознательно мелкой. Всякий раз. Я чего-то не договаривал. Немного кривил душой. Правды в моих словах – не менее девяноста процентов. Но вы почувствовали, что не сто. И пригвоздили меня.