Внутри самой империи СС Бергер теперь сотрудничал с Шелленбергом (и косвенно Гиммлером и Кальтенбруннером) в использовании бывших советских кадров. Столкнувшись с этой мощной комбинацией, гестапо – последний оплот антивосточного фанатизма в СС – было вынуждено уступить. Его последний злобный акт – использование лидеров НТС, арестованных в середине 1944 г., в качестве рычага давления на КОНР, – потерпел неудачу. В начале 1945 г. Власову было предложено написать Кальтенбруннеру, что, хотя он и не поддерживал планы «горячих голов» из НТС, возможно, программа объединения всего бывшего советского состава для борьбы с большевизмом требует их освобождения. После второго ходатайства Кальтенбруннера отказ «гестапо Мюллера» освободить их был аннулирован, и, когда в марте 1945 г. Красная армия уже приближалась к Берлину, руководство НТС освободили под личные гарантии руководства КОНР в том, что они будут держаться подальше от политики.
По мере того как в последние месяцы войны органы немецкой правительственной машины начали страдать от постепенной атрофии, ее противоречивые и все более самоуправляемые элементы придавали мало значения тому, что по-прежнему оптимистично называлось восточной политикой. Что касается самой Германии, ощущавшей тяжесть вторжения с двух направлений, то здесь нацистская верхушка была озабочена более безотлагательными вопросами. Постепенный развал центрального управления, а также инертность немцев, порожденная чувством тщетности и обреченности, дали советским перебежчикам больше возможностей взять в свои руки если не свою судьбу, то хотя бы непосредственную деятельность. Тем не менее практически накануне капитуляции немецкие чиновники продолжали заниматься своей глубоко укоренившейся рутиной, отвечая на бюрократические запросы разработкой политического курса и составлением отчетов в оптимистическом духе.
Для большинства ведущих деятелей рейха «восточная проблема» теперь сводилась к их собственному отношению к Власову и другим ведущим перебежчикам. На смену политике пришли личности. Гитлер жил в своем собственном мире, словно в бреду отдавая безапелляционные распоряжения и лишь смутно воспринимая внешний мир. Он все еще рассчитывал вернуть Украину, хотя бы по той причине, что «ее сырье необходимо нам для продолжения войны». Он не имел представления об отношениях между эмигрантами и о межнациональных сварах; Борман и Ламмерс придерживали большую часть многословных меморандумов Розенберга. Власов? У Гитлера не было времени, чтобы думать о нем. Для него генерал принадлежал к аморфной массе низших коллаборационистов – таких как Квислинг и Мюссерт