, великий муфтий и Павелич
[104], которых следует использовать, но которым нельзя доверять. Позиция фюрера прояснилась в конце января 1945 г., в ходе дискуссии о целесообразности создания Латвийского национального комитета. Ранее он упрямо настаивал на том, что в политических уступках восточным народам нет необходимости. Теперь же Гитлер утверждал, что им уже слишком поздно помогать. В конечном итоге, «кабинетными политическими играми войну не выиграть». Когда Риббентроп попытался обсудить проект примирения Власова с Шандруком, Гитлер отмахнулся от него: все могли решить только военные методы; для политики слишком поздно.
«Для политики слишком поздно» стало подтекстом еще одного заявления фюрера в конце января 1945 г. Настаивая на том, что «Власов – ничто», он тем не менее согласился на использование сил КОНР в качестве «пушечного мяса». Первая власовская дивизия должна была быть отправлена против советских войск, поскольку ее бойцы, зная, что их ждет, не могли помышлять о дезертирстве. Помимо этого – интуиция фюрера явно превосходила интуицию верящих во Власова, как в спасителя рейха, – он считал самообманом ожидание, будто обращение КОНР или кого-то еще к Красной армии принесет успех.
Борман, до конца стоявший на стороне Гитлера, по-прежнему препятствовал всем восточным «экспериментам» и стремился нейтрализовать строительство империи СС. Обе цели должны были быть достигнуты путем назначения Пауля Даргеля, бывшего заместителя Эрика Коха, экспертом по восточным вопросам партийной канцелярии Бормана. В своих попытках спровоцировать Гиммлера Борман замышлял использовать в качестве «троянского коня» в крепости СС обергруппенфюрера Кальтенбруннера и даже предполагал, будто своим новым курсом по отношению к России рейхсфюрер предавал нацизм. Стремительная катастрофа обрекла планы Бормана на провал. Ему удалось лишь подкопаться под номинально равного Гиммлеру статс-секретаря Ламмерса. Изолировав последнего от Гитлера, Борман остался единственным посредником между фюрером и внешним миром. Когда Розенберг жаловался Ламмерсу, что его сообщения не доходили до фюрера, он вряд ли знал, что сам статс-секретарь не видел Гитлера с конца октября 1944 г. по январь 1945 г. Вероятно, было бы правильно сказать, что в последние шесть месяцев войны Борману удалось приостановить раздувание власти Гиммлера, укрепив свою собственную позицию за счет последнего. С наступлением 1945 г. Борман все больше довольствовался тем, что позволял восточным делам идти своим гибельным и бессмысленным курсом.