Но есть одна проблема: Моцарт умер молодым – в тридцать пять. Его диаграмма впечатляет, но кажется незаконченной, оборванной. Кто может сказать, как долго и как далеко простиралось бы его творчество, доживи он до старости. Хотя есть люди, которые считают, что Моцарт был полностью опустошен, когда умирал, но я так не думаю. Я считаю, что он должен был вскоре получить важную церковную должность, которая дала бы ему средства и возможности сочинять грандиозную литургическую музыку, но мы никогда уже этого не узнаем.
Этот вид анализа грешит и другим: он всех превращает в статистов. Применять математический алгоритм к творчеству все равно что пытаться создать химическую формулу любви – из нее исчезнет вся романтика. Но кое-что важное в этой кривой все же отражено – преданность своему делу. Она ничего не говорит о качестве трудов, о том, прогрессировал ли Моцарт по мере приобретения опыта и новых знаний, и о том, есть ли связь между этими двумя аспектами его творчества. Она показатель активности и упорства, но не творческого роста.
Преданность делу – очень важная часть любого таланта. Без преданности и настойчивости невозможно пройти марафон, не сойдя с дистанции на середине.
Мои герои – творцы, в чьих трудах всегда есть элемент новшества, они всегда удивляют. Это Моцарт, Бетховен, Верди, Достоевский, Йейтс, Сезанн, Куросава, Баланчин. Все они добились поразительных успехов в достаточно молодые годы и продолжали творить все лучше и лучше в зрелом и пожилом возрасте.
Достоевский, написавший «Записки из Мертвого дома» в 1860 году, – это тот же писатель, который сочинил «Преступление и наказание» в зрелом возрасте и «Братьев Карамазовых» в пожилом. И именно в пожилом возрасте его проза меняется и становится более глубокой. Он продолжал расти всю жизнь.
Эта картина более явно прослеживается в творчестве Бетховена, музыкальное наследие которого можно четко разделить на ранний, средний и поздний периоды, причем каждый период будет иметь свой стиль и форму. Любой, кто изучал его 32 сонаты для фортепиано и 16 струнных квартетов, непременно обращал на это внимание.
В равной степени это можно сказать и о Верди, создавшем достаточно большое количество шедевров, прежде чем в очередной раз – уже в возрасте 81 года – удивить мир божественно прекрасным «Фальстафом». Тот факт, что и на девятом десятке он продолжал расти и развиваться как композитор, делает кривую его творчества раннего, среднего и позднего периодов более изогнутой. Когда видишь, что человеку удалось создать нечто нетленное в возрасте, до которого его соратники и соперники даже не дожили, на все, что им было создано до того, смотришь по-новому – в виде кривой, отражающей его непрерывный рост и развитие. То же самое можно сказать о Сезанне, Матиссе или Йейтсе. Их поздние работы неизменно удивляют, показывая, насколько далеко можно уйти в своем развитии от первых попыток творчества.