— К сожалению, я посмею тебе не поверить, — Анна встала с дивана и обняла себя руками.
— Почему? — Удивился такому заявлению.
— Человек, который знаком с палитрой цветов и выбирающий для своих творений обрамление, не может быть в стороне от создания шедевров, вроде этого, — она быстро указала рукой на пространство и тут же вновь схватилась за себя.
Прищурился, пока переваривал её слова. Ни одна девушка не замечала этого, их больше интересовал доход от аренд и продаж, чем цвета и детали. Они желали видеть финансовое подтверждение и блага, но никак не слушали мои слова и не угадывали частички души, которые вкладывал в каждый проект.
— Боже! Это Лекоз Альфонс «Вид Венеции»! — Вскрикнув, Анна буквально пролетела мимо меня, даже забыв о своих ногах. Моргнул и повернулся, а девушка уже рассматривала картину.
— Невероятно! Восхитительно! Паницш Роберт «Парусники на причале» и Олсен Альфред «Венеция». Это оригиналы? — Спросила она, указав на полотна.
— Хм… да. А ты откуда их знаешь? — Удивился, подходя к девушке, остановившейся у самой дорогой из этих картин.
— Видела, — отстранённо ответила. Она настолько была поглощена изучением работы Олсена, когда я в это время полностью… буквально потерял дар речи от её познаний. Ведь каждый из этих художников не был популярен, но их работы для меня означали многое.
— Ох, Рикардо. — Чёрт, её манера и акцент на центральной гласной, вкупе с тихим голосом, в одну секунду родили во мне жар.
— Тебя обманули, — печально вздохнув, она повернулась ко мне.
— Что? — Прочистив горло, переспросил.
— Да. Это не оригинал. Копия и не очень хорошая, — она указала на картину Олсена, а я чуть не поперхнулся.
— С чего ты взяла? — Прищурился, внимательнее осматривая задумчивое лицо.
— Могу показать тебе. Мне необходим ножик, — её взгляд был настолько расстроенным, что мне ничего другого не оставалось, как продолжить этот фарс. К тому же это был наш самый долгий разговор за последнее время и, возможно, это поможет нам не ругаться в дальнейшем.
Подошёл к буфету и, достав оттуда прибор, переложил в её руку.
— Ты мог бы снять картину? — Спросила Анна. Без лишних слов выполнил и передал ей. Она опустила её на пол и начала отрывать раму, пока мой рот медленно приоткрывался. Но не оттого, что она портила её, а потому что она делала это уверенно и чётко.
Отложив рамку, она перевернула картину и подхватила ножиком уголок, который тут же отвалился вместе с краской.
— Господи, какое кощунство, — прошептав, она поднялась на ноги и взяла меня за руку, повернув её ладонью вверх.