Правда, несколько раз Петлюре все же удавалось и вернуть потерянные территории, и создать более-менее боеспособные воинские части. Единственным его «внешнеполитическим» успехом стал союз с ЗУНР – Западно-Украинской Народной Республикой, в обстановке всеобщего «парада суверенитетов» созданной в Галичине. Однако республику эту очень быстро «разъяснили» поляки – Польша официально заявила, что намерена возрождать границы 1772 года, «от можа до можа». Войска республики, Украинская галицийская армия (УГА), отступили на контролируемую Петлюрой территорию. А вот дальше армию эту форменным образом мотало, как пьяного вдрызг комбайнера по деревенской улице. Судите сами: оказавшись у Петлюры, УГА воевала сначала и с Красной Армией, и с деникинцами… Потом перешла к Деникину. После разгрома белых на юге и занятия красными Крыма часть УГА стала воевать на стороне красных против поляков, а часть – на стороне поляков против красных. Одна из дивизий (где явно преобладали вовсе уж законченные пессимисты) воевать ни за кого не стала, а ушла в Закарпатье, где это воинство интернировали чехи. Причудливая вышла одиссея…
В конце концов, Красная Армия окончательно вышибла Петлюру с Украины, и он бежал в Варшаву, где заключил с маршалом Пилсудским «договор о совместной деятельности». Хитрый литвин Пилсудский, пользуясь безвыходным положением «союзника», ободрал его как липку. Петлюра отказался от всяких претензий на Галичину в пользу Польши, а также от любой поддержки ЗУНР, передавал Польше Правобережье, а три оставшихся у него дивизии ставил под польское командование… В ответ Пилсудский великодушно признал Петлюру законным главой Левобережья (каковое находилось в руках большевиков).
Поляки в компании некоторого количества петлюровцев вторглись на Украину, ненадолго захватили Киев, но Красная Армия их оттуда вышибла. Петлюровские вояки оказались в польских лагерях для интернированных – не концлагерь, но и не курорт. Какое-то время Петлюра еще барахтался. Правда, никто уже не принимал его всерьез: к переговорам меж Польшей и Советской Россией его попросту не допустили – большевики категорически отказались считать его «высокой договаривающейся стороной», а поляки не протестовали.
«Головной атаман» еще пытался что-то делать – посылал на Советскую Украину «повстанческие отряды» и пытался наладить там широко разветвленное подполье для подготовки «всеобщего восстания». Но Красная Армия эти отряды разбивала, а ГПУ подпольщиков качественно разгромило. Петлюра принялся засыпать Варшаву «дипломатическими нотами» – протестовал против плохого обращения поляков с украинцами на территории доставшихся Польше по мирному договору Галичины и Западной Волыни, требовал ради содержания своей «армии» поделиться имуществом, которого поляки награбили на Украине немало. Как, наверное, всякий на их месте, поляки эти послания игнорировали. А там Петлюра и вовсе остался генералом без армии: остатки его «войска» разбежались из польских лагерей (благо поляки и не препятствовали) по всей Европе, чтобы заработать на жизнь. В Польше Петлюре поплохело окончательно. «Национальное правительство» осталось при нем, потому что податься было просто некуда, – но вот реальных сил не осталось. Кроме того, пан Симон всерьез опасался, что поляки, не видя от него больше никакой пользы, выдадут его большевикам – чего настойчиво требовала от Варшавы Москва.