Это его «нормально» меня тогда больше всего и подкупило, я у него выпросил дневник: глядишь, у меня, как говорится, целей будет.
Потом мы переехали в Москву.
Из притихшего и грустного нашего дома в начале каждого лета он сам заранее отпрашивался на юг — на бабушкины помидоры, на дедушкин виноград. С Лешей Шишко, с тем самым Лехой, с которым, искусанные пчелами, валялись в крапиве, они теперь ездили не на этот богом забытый хутор Зеленчук-Мостовой, теперь они, видишь, с маской да с ластами катили на море под Туапсе. И когда мы хоть чуть опомнились наконец, мне стало обидно за Антоновскую площадку, к месту и не к месту я стал все чаще напоминать ему: не забывай, твоя родина — Сибирь!
Я знал наверняка, что Запсиб для него — не пустой звук, втайне он очень гордился тем, что мы там работали, что у его отца, у матери столько старых товарищей оттуда — и бывших новокузнечан, и нынешних.
К этому времени мы с ним давно уже вели тихую войну за телефон: в определенные часы я постоянно выключал его, чтобы без помех посидеть за письменным столом или не бегать к нему, не дергаться, когда уже не успеваешь перед работой побриться. А ему он постоянно был нужен, вдруг девочка позвонит, он уносил аппарат в свою комнату, а после с виноватым видом открывал дверь ко мне, нарочно деловито тянул шнур и подавал потом трубку уже с озабоченным лицом все понимающего, хорошо поднаторевшего референта.
Телефон всегда стоял рядом с ним, когда меня почему-либо не было, и постепенно ему пришлось взять на себя те самые обязанности диспетчера, которыми до этого занимался я сам или поневоле, не без упрека в мой адрес потихоньку выполняла жена: записывал, кого и каким поездом встречать, кому попробовать заказать гостиницу, для кого какой заранее «забить» вечерок, чтобы можно было не торопясь попить чайку и потолковать по всем, понимаешь ли, насущным проблемам современности.
Дома я не успевал снять пальто, как он начинал докладывать:
— Тебе телефонограмма. Передал товарищ дяди Юры Лейбензона, приезжал в Москву за семьей.
И протягивал аккуратно исписанный листок:
«Старичок Гарюша! Что же ты все только обещаешь, а не летишь? Или Вьетнам для тебя — это уже край света? Замотался или, не дай бог, обленился? Мы тут вкалываем, как в лучшие времена на Запсибе. Вечерами перебираем струны. Надумаешь, не забудь захватить черняшки и ржавой селедочки. Остальное найдем. Бывший главный механик ЖКК Робинзон».
Само собой, что благодаря обилию гостей Жора давно уже овладел этим вовсе не беспредельным запасом немудреных шуточек, одинаковых и в Сибири, и на Кубани, и поэтому у порога вдруг предлагал: