«…Вечером растопил в хате плиту, она тут почему-то называется «грубка». Лаборантка Саша сварила очень вкусный борщ. Поужинать решили, когда покормим пчел. Налили в ведро сиропа и пошли. Я должен был дымарить. Открыли первый улик — в нем были тихие пчелы, всего одна меня укусила. Леха лил в кормушки сироп, это самая рискованная работа, но у него чего-то не получалось. Тогда я стал лить сироп, а Леха дымарить. Лаборант Володя открывал крышки уликов. Первые семьи покормили благополучно. И вот мы подошли к одному улику. Володя сказал, что здесь самые злые пчелы. Как только приоткрыли крышку и я туда сунулся с ведром, из улика вылетел целый рой, и я не помню, как оказался в кустах жигуки. Когда очухался полностью, увидел, что Леха лежит рядом. С горем пополам докормили остальные семьи, а эту больше кормить не стали, пусть тогда как хотят. Руки мои не слушались, и я еле снял с себя все свое снаряжение — маску, плотную курточку, свитер и трое штанов. Как пришли, Саша сразу нам борща налила. Стали есть, а у меня ложка из рук падает. Пальцы на обеих совсем опухли и не сгибаются. Саша хотела покормить меня с ложки, но все стали смеяться, и я тоже. Так голодный и лег спать. В общем, день прошел нормально».
«Сегодня чабановал сам Иван Андреевич. Вечером я просил его показать мне Эльбрус, и вот он первый раз разбудил меня в четыре часа. Встал я, вышел из домика Эльбрус посмотреть, а там такая красотища. Вдалеке цепочкой тянутся горы с заснеженными вершинами, а сквозь снег проглядывают черные прожилки. Я смотрел, наверное, полчаса, пока не насмотрелся, и все жалел, что не взял с собой фотоаппарат. А потом весь день жалел, что Леха не посмотрел на горы, потому что ночевал не на коше, а у родни на хуторе. Действительно, такая красота была, аж дух захватывало. Полюбовался я, полюбовался и пошел досыпать. А второй раз Иван Андреевич разбудил меня в пять часов, и мы стали считать овец, их тут, оказывается, каждый день считают. В отаре у Ивана Андреевича 1 644 штуки. Потом мы их стали выгонять с коша на пастбище. Иван Андреевич помог нам с Лешкой поймать лошадей, а потом сесть на них. Мне досталась гнедая кобыла, а Лешке белый конь. Седла у меня не было, и Иван Андреевич дал мне фуфайку, но она все время выскальзывала, и в конце концов я ее на себя надел, так легче было падать. Но без седла все же плохо было. К вечеру боль кое-где уже нельзя было сносить, и вечером я решил слазать на чердак и поискать седло, пастух дядя Жора сказал, что оно там должно быть. А этот чердак в заброшенной хате, где раньше чабаны жили. Как я залез туда, оттуда целая туча летучих мышей вылетела, столько много, думал, собьют меня, но они все мимо пролетели. Пыли там хоть лопатой выгребай, три шкуры овечьи лежат, несколько старых фонарей, а в самом углу я седло нашел, правда, оно было без стремян. Но я решил, что пойдет. Оседлал свою гнедую кобылу и сел, но она меня тут же сбросила. Но самое обидное, что за спину укусила, когда я еще на земле сидел. Наверное, что-то я сделал не так, и она на меня за это рассердилась. В общем, день прошел нормально».