— Дядя Ва-аня! — только и сказал Никита, приподнимая перед собой за плечи красную куртку.
— К зеркалу давай, что же ты?
Пока они все вошли в комнату, Никита на ходу надел куртку, а там мама открыла дверцу шкафа, и на него глянул готовый улыбнуться худенький большеглазый мальчишка с темным ежиком и ушами торчком… А что за куртка была на нем! Как будто он знаменитый гонщик или какой-нибудь чемпион.
Никита слегка повернул голову, чтобы стало видно темно-коричневое, с пятак величиною, родимое пятно на левой щеке под ухом. С ним чемпиону больше идет, с этим пятном, или все-таки без него?
— А мне давно уже завмаг с хутора: зайди да зайди! — громко говорил дядя Ваня. — Мы теперь во Францию маточкино молочко посылаем, в Париж, говорит. А те им оттуда прямым ходом одежду да все такое…
— Иван Игнатьевич! — с укором сказала мама. — Да разве можно такие дорогие подарки?
— Балуешь, Игнатьевич, и правда, — поддержал отец.
— Никитку-то? — переспросил дядя Ваня. — Крестника? Ничего я его не балую. Заработал! Это если рассказать, как он летом здорово мне помог! Сколько мы сена с тобою, Никита, накосили да на кошару перевезли? Ну-ка, вспомни.
Летом крестный и в самом деле придумал: все пасут овечек верхом на лошади, а он со своим напарником да с Никитой за отарой на бричке ездил. Одной пастьбы ему мало, еще работу себе нашел. Только где увидит траву посочней да погуще — тпр-ру! — стали. И замелькала коса. Подъехали к подсохшему сенцу, которое они скосили дня три-четыре назад, дядя Ваня — за свои вилы и — на бричку. Никита, конечно, давай помогать: выхватит у крестного вилы и за целый день так ими намашется, что они ему потом полночи снятся. Вилы у дяди Вани знатные, они похожи на него самого — держак сухой, тонкий, прогонистый и блестит точно так же, как заскорузлые ладони у крестного. Однажды в чабарне, когда шел дождь и делать было нечего, Никита в шутку нарисовал дядю Ваню: вилы рожками вверх — это голова да туловище, от туловища двое вил растопыркой по бокам — это руки с длинными гребками, а двое вил рожками вниз — это ноги. Хотел было показать дяде Ване, а потом раздумал: еще обидится крестный!
— Так ты теперь что, Игнатьевич, и за косаря у них? — с усмешкой спросил отец, когда дядя Ваня кончил рассказывать, как они с Никитой запасали на зиму сено.
Крестный махнул длинной рукой:
— А что делать? Ка́к ягнакам весной каротин нужен, ты сам знаешь… А где оно, сено, если без ума хозяйновать?
— В том-то и дело, что без ума, — жестко сказал отец. — Ум у них — на другое!
— Все равно, Иван Игнатьич, такие деньги! — поспешила перебить отца мама.