Такой же ящик боком — на левый дальний угол перевернутой калитки, и все дела. В этом даже что-то есть, ты не считаешь?
Стоп, а если на этот, который боком, поставить еще один — уже на попа?
Потрясающе! Самый настоящий конструктивизм. Клуб Русакова на Стромынке рядом с общежитием МГУ — завтра Славка лопнет от зависти!
Остается теперь перетащить мебель домой: как хорошо, что, слава богу, она разборная!
Так, может быть, все-таки, думал я теперь, «Вариант-59», и все дела?
Правда, с ящиками будет сложней. Тогда их просто сжигали, чтобы машины чем попало не загружать, это потом уже стали отвозить их в город.
Да и попробуй достань теперь прочный ящик из досок — теперь у нас и картона достаточно, да и не слишком ли, в самом деле, великая честь, если размноженный, как рыбья икра, «завтрак туриста» паковать в сосновую тару?
Но это еще ладно, это я, предположим, преодолел бы, нашел ящики, но что подумают, когда увидят мебель из них, мои товарищи? Решат еще, что хотел над ними поиздеваться. И потом, куда мы и правда поставим финский гарнитур — такой же, какой будет в маленькой гостинице для большого начальства?
И я пока завтракал всухомятку и шел в трест — выпросить для начала плотника и сантехника, а то одно окно у меня так и не закрывается плотно и рядом с щелью каждую ночь появляется на подоконнике сплошная полоска графитовой пыли со старого комбината, а пол под батареей побелел от влаги и вздулся…
К этому времени сервис в Сибири уже достиг уровня столичного, ожидать, когда придет мастер, надо было в течение дня, и это, к сожалению, возвращало меня из прошлого, но потом раздавался наконец в коридоре звонок, поскрипывала дверь, слышался прокуренный голос: «Дома хозяева?» — и появлялся невысокий и сухонький, с колючими глазками, старичок, долго смотрел в упор, только потом улыбался краешком губ:
— Ты, Леонтьич, гляжу, забыл меня?
Память начинала биться, как птенец в скорлупе: этот жесткий прищур да эта цепкая твердая рука…
— Давай в таком случае знакомиться: Казаков.
Этот, в скорлупе, тюкнул покрепче, и я радостно приподнял палец:
— Александр!.. Александр…
И тут лицо у него добреет:
— Сан Саныч, да. Значит, все ж — не совсем?
Один из наших «железных» прорабов! Один из первых.
А вот такие они и были: не с коломенскую версту. Не косая сажень в плечах. Но вот хватка, которую ощущаешь чуть ли не кожею: этого не стряхнешь, этот, если пристанет, не отцепится.
А он вдруг тихо-мирно раскрывает затрепанный портфель, деловито достает из него молоток, долото, рулетку.
Робко спрашиваешь:
— Так, а сейчас, значит, где?