Отчитывать Ивана сразу на следующее утро я не стал, решил, перед тем как это сделать, еще раз хорошенько подумать, и знаешь, до чего я в конце концов додумался?.. Хочешь — верь, а хочешь — нет, дело как говорится, хозяйское, но наметил я провести в бригаде собрание примерно с такой повесточкой: «О потере души Иваном Приблудным».
Ясно, что подготовиться к нему надо было не абы как, и вот тут, скажу тебе, столкнулся я, брат, прямо с превеликими трудностями… Почему так выходит?
Чего только в нашей новостроечной библиотеке нету, если речь о металле, о всяких машинах и механизмах! Тут тебе и правила эксплуатации, это само собой, тут и профилактика, и ремонт, тут тебе и работа на сжатие, и на растяжение, и на излом, тут тебе и запас прочности, и норма износа, и векторные силы, и много-много всего такого еще… А душа наша вроде бы ничего такого и не испытывает — ни растяжения тебе, ни сжатия, и вроде не касается ее правило вектора: когда тебе и одного хочется, и совсем, брат, другого, но в силу самых разных причин ты выбираешь третье, и тут уж ничего не попишешь.
Обивал я пороги библиотеки, обивал, рылся в каталоге, библиотекарш наших молоденьких расспрашивал, и они меня в конце концов и к полкам, и в хранилище допустили, да только что толку — так почти ни с чем я оттуда и ушел.
Где мне случайно повезло — разговорился я в электричке с одним добрейшим человеком. Есть у нас на стройке такой старик — Травушкин. Самый вредный, а вернее сказать, самый въедливый и дотошный куратор. Уж как только наш брат, строитель да монтажник, его не кроет, как только не обзывает, даже повторять, хоть не из самых стыдливых, не хочу.
Только у нас с ним в конце концов отношения стали самые человеческие — с тех пор, как перестали мои ребятишки темнить и при сдаче какого-нибудь узелка пытаться выдавать черное за белое. Теперь мы пыль в глаза бедному дедку не пускаем, в том, чего в природе не существует, убедить не пытаемся, на глотку взять и не пробуем; я сам ему показываю, что у нас вышло хорошо, а что вроде и не очень, а старик теперь не то чтобы лишний раз придраться — и посочувствует, и совет даст, и, что главное, верит мне теперь на слово: да — да, нет — нет.
Так вот, разговорились мы в электричке, я возьми ему и скажи: решил со своими хлопцами одно такое непростое собрание провести, а с теоретической частью слабовато, и подходящих книжек нигде не могу достать. Спросил он, что за собрание, а услышал — о душе человеческой, как взял меня цепкой своей рукою повыше локтя, так часов пять не отпускал — по-моему, мы даже чай заваривать по этой причине ходили с ним на его кухоньку только вместе.