А что, говорил я себе, Володя, поделаешь, если надо обеспечить тылы для нашего дорогого, всеми горячо любимого Пал Степаныча? Для Елизарова. Для товарища управляющего трестом.
Сейчас вот спичка догорит… видишь? Вот такой я в те дни стал черный. И такой худой.
Генрих, снабженец наш, от меня буквально прятался, потому что я на полном серьезе пообещал ему… одним словом, пообещал. Если срочно не укомплектует бригаду всем, что мы больничке подарили, чтобы «заткнуть пасть» товарищу кандидату наук. Специалисту в области организации здравоохранения… Выражение, пардон, не мое.
Игоря Проничкина.
Хоть я ни с кем из ребят не поделился, только Надюше своей обо всем рассказал, нашу с управляющим «маленькую тайну» многие, конечно, тут же раскусили, и слухи по тресту поползли, один другого чудней, хоть все они в конце концов в одно упирались: в эту самую персональную коечку в отдельной палате…
Дальше что?
Когда вернулись на главный корпус, я с первого же дня задал такой темп, что мальчики мои в электричке тут же на плече друг у друга задремывали; один раз было, поверишь, проспали поселок, всей сменою в город укатили, там нас на вокзале растолкали, когда вагоны обходили, перед тем как электричку в тупик загнать.
И ребят замордовал, и сам, брат, дошел почти до точки.
Тянул на одной злости: посмотрим, говорю, Пал Степаныч, это мы еще посмотрим, кто из нас первый попадет в кардиологию, ты, Пал Степаныч, или — я!..
Много на себя брал.
А подзалетел, конечно, он. Елизаров…
Объясни ты мне, темному! Предположим, трактор. На двести «лошадей». Средний. А груз такой, чтобы утащить его — пятьсот «лошадок» нужны. И не под горку. И не по снегу там. Без всяких этих.
Будут ли пытаться сделать это одним трактором?..
Да не станут и пробовать!
Найдут по крайней мере еще один такой же, поставят связкой.
И никто при этом не вздумает пинать в траки сапогом и поливать конструктора или тех, кто его, этот трактор, сделал.
Двести «лошадок», значит, двести. И весь спрос.
А вот с человеком другое дело. Он у нас вроде все может. Он — двужильный.
Объем у нас в тот раз и в самом деле такой был, что тресту никак не вытянуть. Простая арифметика. Должно, и ежику ясно.
Но вот вместо того чтобы без лишних слов ресурсами помочь или хоть пару-тройку узелков кому-то другому перекинуть, говорят вдруг: плохо воспитательная работа поставлена. Потому-то, мол, трест и спотыкается.
Ну при чем тут?!
На каком-то высоком совещании, на стройке их тогда чуть не каждый день проводили, и давай Елизарову пенять: и то в этой самой воспитательной работе у тебя не так, и это — тоже не так. Чего только не наговорили!.. Какое только лыко в строку не поставили.