У меня вчера допоздна засиделись гости, тоже сибиряки, наши с ним общие товарищи. После полуночи проводил их до стоянки такси, а после, дабы лишить жену стопроцентной возможности утром поворчать, добрый час еще убирал со стола и драил посуду. Ясно, я сейчас не работник!
Ему только этого и надо: «Спим, значит?»
И радости в голосе, радости!
С трудом приоткрываю один глаз: «Представь себе».
Как мало человеку надо!.. Медом не корми — дай над полусонным дружком поиздеваться: «А работать за нас — товарищ Пушкин?»
Я уже сел и пытаюсь ногами нащупать тапочки: «Александр Сергеевич, да…»
«И много у него таких нахлебников?..»
Он прямо-таки захлебывается от счастья. А я зеваю: «Больше, чем ты думаешь, старичок».
Он меняет интонацию, голос у него становится деловым: «Хочешь, сюжет подкину?»
И я вдруг понимаю, что только потому он и звонит: с утра пораньше торопится меня осчастливить. Что ты тут будешь делать!..
Сколько крови сообща попортили они мне в старые добрые времена, когда наша Антоновская площадка еще называлась новостройкой! На каком-нибудь шумном вечере, в какой-либо бесшабашной компании все поют, спорят до хрипоты, помирают со смеху, а ты тихонько сидишь в углу, покивываешь сочувственно, а кто-нибудь проникновенно описывает тебе «всю свою жизнь с самого начала». Ох, я тогда этих застольных жизнеописаний наслушался!.. Потом, когда стали выходить мои книжки, они до белого каления доводили меня расспросами, кто в этих книжках есть кто, где в них Петров, а где Сидоров, и честно придуманные мною истории дополняли вдруг такими неожиданными подробностями, что мне и сказать-то было нечего — оставалось только руками развести. Теперь кто-либо из них нет-нет да и пришлет категорическое письмо и потребует от меня ответа: почему это я до сих пор так и не написал про Иванова?.. Когда наконец собираюсь написать?
А этот, не успел я, что называется, глаза продрать, спешит с готовым сюжетцем — ну спасибо!
Ясно, они убеждены, что сюжет в моем деле — это главное, а вот понять, что давно готовенькие, тысячу раз до тонкости обсосанные истории годами терпеливо ждут своего часа лишь потому, что мне, как говаривала мать, «за друзьями некогда», — это понять, конечно, сложно.
«А хочешь, — говорю я в трубку, — подкину тебе сразу три сюжета? Или пять?.. Чтобы ты заткнулся и дал мне еще часок покемарить?..»
Но на него это не производит впечатления.
«Заправку эту, между поселком и городом, ты помнишь, — говорит все так же уверенно. — Вчера было дело: стоит новенький «жигуль» последней модели, а около него малый, весь из себя, ключиком на пальце поигрывает, очереди ждет… Тут подъезжает «Запорожец» — старый-престарый. За рулем дедок. Хотел «Жигули» объехать и задел. Слегка царапнул. Ну, малый этот заорал как резаный, к «Запорожцу» бросился. Рванул деда за грудки: «Ах, ты, — кричит, — гнилой пенек, ослеп, что ли?!» И — по лицу… Захлопывает дед дверцу. «Смотри, — говорит, — сынок, как мы это под Курском делали!..» Задний ход дал, а потом ка-ак врежет по «жигулю», тот аж подпрыгнул. Отъехал и опять ка-ак врежет!.. Малый вокруг бегает, благим матом орет, а дед знай долбит, только стекла сыплются да кузов трещит — то спереди поддаст, а то отъедет — и по багажнику. Ему самому что, у «Запорожца» мотор-то сзади… Разделал, как бог черепаху. А тут и сто машин вокруг собралось, и милиция как раз подоспела. Остановили дедка: «Ваши документы?!»