Песнь копья (Крымов) - страница 124

— Пёс, начинай уже думать головой. Старик бродит с ножом по лесу. Сейчас! Когда и с топором бродить небезопасно!

Клеменс ничего на это не сказал, но слова пленницы подстегнули уже зародившиеся в нём сомнения. Можно было ожидать засады, стрелы из дебрей, много чего ещё, а с пленницей на закорках это совсем нехорошо. За себя пленитель не боялся, но доставить Тильнаваль святым отцам в сохранности он был обязан.

Странный незнакомец верно описал путь и вскоре двое выехали к развилке, где Клеменс осмотрел новый путевой столб с гербовым шакалотом[28], — король Радован метил территорию везде на завоёванных землях. Отогнав сомнения, он всё же избрал правый путь и вскоре лес загустел, сплёл над ними непроглядную крышу из ветвей, состарился даже. Всадники почувствовали запах дыма, — верного спутника человеческих жилищ.

Старые Глинки стояли близ реки, вероятно, уже много поколений, поселение рыбаков, через которое когда-то пролегла дорога. Правда, что-то в нём заставляло насторожиться. Частокол выглядел старым, неухоженным, местами гнилые брёвна давно повалились, а в других местах их укрывали дикие вьюны и росшие на мёртвой древесине грибы. Могло показаться, что деревня давно разорена, но был дым, были голоса, была жизнь.

За распахнутыми воротами оказалось несколько кривеньких улиц, составленных из небольших подворий, деревянных домов с покосившимися ставнями, заросших палисадников. Гуси убегали из-под копыт, а любопытные дети, чумазые ровно ахоги, бросались следом, перекрикиваясь. Удивлённые лица вилланов встречали чужаков.

Трактир оказался единственным зданием в деревне, имевшим второй поверх; тёмная древесина стен, пыльные окна, покрывшаяся мхом черепица, даже вывески нигде не виднелось. Тем не менее тут же на улице показался высокий грузный мужчина с блестевшей от пота лысиной и брюхом, вываливавшимся из-за пояса; за ним следовала дородная женщина да несколько подростков разного полу.

— Найдётся ли местечко усталым путникам разложить свои кости, добрый человек? — натянуто улыбнулся Клеменс.

Трактирщик был бледен, его маленькие глаза еле поблёскивали, окружённые тёмными пятнами, брыли подрагивали как у собаки и в целом человек казался растерянным.

— Э… д-да, да! Сколько угодно, милорд! Прошу внутрь, сынки сей же час вашу поклажу занесут, лошадей пристроят, прошу! — нашёлся он наконец. — А… А… Но…

— Эта женщина находится у меня в заключении на совершенно законном основании, добрый человек, не сомневайтесь!

— Я как бы… я… прошу, милорд!

Как только они вошли под крышу заведения, толстуха поспешила на кухню, тряся телесами, а её муж повёл гостей на второй этаж. Внутри трактир оказался ничуть не привлекательнее, чем снаружи. Старая изношенная мебель, заплёванные полы, паутина и огарки сальных свечей с длинными фестонами; пыль, пятна. Наверху было несколько комнат с кроватями, полными клопов и ещё кое-с-какой мебелью.