Клеменс так и не вспомнил о кузнеце либо плотнике, заковал её руку в перчатку и, когда стало вечереть, повёл наверх. В комнате никто не решился приблизиться к кровати, так что охотник уселся на стул чтобы подремать, а Тильнаваль опустилась на грязный пол в углу. Разжигать очаг охотник не стал, было прохладно, тихо, тревожно, и до одури скучно. Думая о своей жизни, о выборах, приведших её сюда и сейчас, женщина теряла из виду бег времени. Постепенно сон завоевал её.
* * *
Словно всего миг прошёл, она проснулась в полной темноте, однако не пошевелилась, не открыла глаз, не стала дышать чаще. Только слушала поскрипывание досок под ногами пленителя. Он вышел из комнаты, медленно затворив дверь и чуткий слух Тильнаваль различил шаги по лестнице, затем по общему залу трактира и, наконец… Она не поверила, что услышала скрип петель. Человек просто вышел в ночь.
Первый порыв чуть не повлёк её к двери чтобы задвинуть засов, но чародейка отбросила эту глупую мысль. Она подобралась к окну и выглянула сквозь плохо сомкнутые ставни. Глаза уже давно привыкли к темноте и хорошо видели без света, но увы, окно и входная дверь находились на разных сторонах здания. Довольно долго пленница стояла в тишине с прикрытыми глазами, чутко вслушиваясь в ночь, пока наконец не решила выйти из мерзкой комнатёнки.
Под ногами Тильнаваль пол хранил молчание, ступала она беззвучно и легко, а главное, — стремительно. Скользнула вниз по лестнице, прошлась среди столов, сунулась на кухню. Там было не чище, чем в остальных комнатах, какая гадость, и она ела ищу, приготовленную в этом свинарнике… люди… что же вы за твари… На кухне было много ножей, да только тот жестокий подлец, смастеривший перчатки, не оставил ей никакого шанса. Прислушиваясь, Тильнаваль улавливала дыхание содержателей трактира, их детей, храп лошадей через стенку в конюшне. Вот она уже скользнула к входной двери и замерла возле неё в нерешительности.
Не будь перчаток, Тильнаваль уже выпорхнула бы из этого гнезда убогости, а так… ночью, среди леса, без рук, одна. Какое странное получится самоубийство. Ей хотелось завыть от бессилия и безысходности, но чародейка была уж слишком стара для таких ребячеств. Оставалось только вернуться наверх, чтобы…
С улицы донеслись звуки, какие-то голоса, отдалённые возгласы. Пленница скользнула прочь, спряталась в самой густой тени и замерла, соединившись с ней. Звуки становились громче пока дверь не распахнулась и внутрь не ввалились две фигуры. Одна, то был Клеменс, волочила по земле другую. Охотник Церкви бросил вскрикнувшего человека на пол, закрыл дверь и стал строить баррикаду. Он хватал огромные тяжёлые столы и швырял, хватал скамьи, бочки.