Песнь копья (Крымов) - страница 299

///

Майрон сдавлено сипел, пока чёрные пальцы выдавливали из него жизнь, дыхание сбилось и силы ушли, он умирал, зажатый со всех сторон, одна лишь правая рука была свободна, однако в ней не было оружия, пистолет остался в кобуре… Проклятье!

Вот, каково оно? Вот, что чувствует простой смертный, попав в жернова магии? Бессилие горше полыни, отчаяние темнее самого глубокого подземелья, боль и немыслимая жажда жить… Он уже проходил через это. Он уже был здесь, над могилой, слабый, поломанный и бессильный, придавленный более могущественным, воистину великим магом как слепой щенок — сапогом. Память о первой смерти он сохранил в раздробленных костях, лопнувших органах, выгоревших венах, и с тех пор не боялся её как прежде… но при мысли о том, что теперь он будет раздавлен этой жалкой, мерзкой обезьянкой, сердце разрывалось от злобы и слюна закипала во рту. Последние пары мандрагоровой ракии давно вышли, рив не мог даже пыхнуть огнём напоследок.

Янтарные угли глаз обратились звёздами, Майрон завизжал нечеловеческим, режущим уши голосом абсолютного безумия и забился, заколотил. Бронзовая рука слепо врезалась в чёрную зыбь и неожиданно несколько извивавшихся змеями энергетических потоков, составлявших суть заклинания, порвались, погибли. Целостность нарушилась, пальцы Тьмы утратили твёрдость и человек выпал из хватки. Он застонал от боли, приземлившись на ноги, кровь потоком игл заструилась по передавленным венам, но без промедления Майрон бросился к колдуну и тот успел лишь пискнуть, прежде чем затрясся с распахнутым ртом, — бронзовые пальцы пробили тщедушную грудь, сжались на сердце. С треском дробящихся рёбер и чавканьем плоти оно покинуло грудь; мертвец упал что марионетка, лишившаяся нитей, упал подле трэлла, который наконец смог уйти в мир иной.

Майрон же стоял над ними с бьющимся сердцем в руке и скалился. Где-то в глубинах океана гнева его разум испытывал злорадство и опьяняющее наслаждение победой. О как же она была сладка!

Странное чувство отвлекло от вкушения кровавых плодов, странно-знакомое, тщательно отторгнутое во избежание великих бед. Майрон посмотрел на сердце, которое чернело и умалялось в его руке, объятое индиговым пламенем. Он чувствовал, как по истерзанному «рубцами» астральному телу текла гурхана, очищенная, бесцветная, и не причинявшая боли. Её было немного, но как куритель мока, вернувшийся к своей страсти после долгой разлуки, отрёкшийся волшебник испытал эйфорию. Его раны быстро зарастали.

///

— Кажется, Куга принёс пользу, — сказал Марадин, следя за тёмным человеком из-за спин хирдманов. — Он стоит там, господин Кнуд, стоит и раскачивается! Не знаю, как долго это продлится, скорее, поднимаем корабль и тащим к воде! Нас как раз и осталось, чтобы справиться с одним драккаром, сядем на вёсла, и прочь отсюда! Парус…