— Что делать с остальными скопцами, саидати? — спросил возникший рядом моккахин.
— Вырежьте языки и отправьте на невольничий рынок… хотя, нет. Клептархи могут купить их и что-нибудь узнать, всё же анх-амаратские евнухи поголовно грамотные. Лучше отправьте их следом за Эцем, не колдунам, так мясникам.
По звону колокольчика явились три служанки. Их лица были настолько изуродованы, что даже Зиру могла показаться красивой в сравнении. Отточенными до безупречности движениями они стали одевать госпожу в тёмно-сиреневый костюм из ткани, поглощавшей свет, лёгкой, неслышной, мягкой, скрывавшей изъяны фигуры.
Вскоре она воссела на своём троне в тишине и мраке приёмной залы, где стала вкушать пищу. Один моккахин вкладывал ей в рот крупные виноградины, лишённые косточек и кожуры, а другой подносил бокал чистой ледяной воды. Сама Зиру сидела неподвижно, глядя куда-то вдаль, сквозь стены и просторы, преданная своим мыслям и ожиданиям. Именно сегодня она решила наконец призвать жалкого глупца в башню, ибо подозревала, что позже просто не сможет позволить себе такое удовольствие. Зиру знала наперёд, — вскоре ей наверняка придётся покинуть город воров.
Прибыл моккахин с докладом. Он появился в сумраке перед троном коленопреклонённый, с опущенной в почтении главой.
— Саидати, — прошелестел убийца, — сегодня в порт прибыл корабль с человеком, точно соответствующим описанию. Мы привлекли его и пригласили. Он согласился, так-как сам желал встретиться с вами. Должны ли мы поставить его пред ваши очи?
— Немедленно.
Кормильцы исчезли, исчез и посланник, лишь два стража замерли под стенами неподвижные как изваяния. Тихо открылись двери, вошёл гость башни. То был человек сплошь во всём чёрном, который хромал при ходьбе и опирался на высокий посох. Левую половину его лица скрывала вуаль, а правая была белой как у свежего покойника.
Гость приблизился к трону и стал неловко опускаться на колени, из-под полов длинного плаща показалась его негнущаяся левая нога. Руки же преподнесли Зиру посох, при этом левая конечность держала древко ниже правой, — она была сухой и плохо слушалась. Так, с протянутым посохом чужак и замер.
Госпожа моккахинов рассмотрела дар, который являлся тем ещё произведением искусства, — длинный, покрытый белыми опалами, алыми рубинами и, в большей степени, кусками чернейшего обсидиана. Его венчал набалдашник в форме рогатой чёрной змеиной головы с длинными жалами и алым языком.
— Не хочешь ли назвать себя?
— Я мусор, недостойный вашего внимания.
Бесплотный шёпот показался ей волнительным. Так говорил бы тот, в ком не осталось почти никакой жизни.